Каменный пояс, 1985 - [33]

— Не отвечает «Курган»? — спросил Рокоссовский.

— Молчит, товарищ генерал-майор. Да что там, прервали, гады!

— А вы не торопитесь отчаиваться.

Телефонист снова припал к трубке и уже без нервозности стал повторять:

— «Курган»! «Курган»! Я «Сосна»!..

Спустя двадцать минут у НП появился командир артбатареи Комаров и с ним несколько красноармейцев. Комаров торопливо доложил, что немцы прорвались к дороге, а он поспешил на защиту НП.

— Не сейте панику, — повысил голос Рокоссовский и, повернувшись к командиру полка, сказал: — Соберите паникеров и атакуйте прорвавшихся с фланга! А вы, полковник, — обратился он к комдиву, — бросьте к месту прорыва свой резерв, немедленно.

С НП полка Рокоссовский уехал на броневике, когда свободной осталась одна дорога, отгороженная от прорвавшегося противника небольшим, уже горевшим лесом.

27.7.41.

Один день с Гайдаром

Меня вызвал начальник политотдела дивизии старший батальонный комиссар Скряго.

— К нам прибыли писатели, — сказал он многозначительным тоном. — Нужно уделить им внимание. Я полагаю, что лучше всего заняться этим вам. Да и расположение частей вы знаете хорошо.

Затем он подвел меня к двум незнакомым мужчинам в красноармейских гимнастерках, стоявшим под деревьями возле штабной машины.

— Аркадий Гайдар. Он же «Тимур и его команда», — услышал я басовитый шутливый голос. Но не поверил сразу, переспросил:

— Вы Аркадий Гайдар?

— А что, не похож?

Едва мы успели пожать друг другу руки, как над головой завыли вражеские мины. Уже сидя в щели, я познакомился со спутником Гайдара — поэтом Иосифом Уткиным. Оба рослые, сильные, жаждущие побыстрее освоиться с боевой обстановкой.

Узнав, что гости намерены пробыть в дивизии двое суток, я попытался договориться с ними о выступлении в нашей газете.

— Обязательно, — охотно пообещал Гайдар. — Напишу завтра же.

Уткин тоже согласился дать что-то из новых стихов.

Через час мы уже пробирались в один из полков, который только что отбил шестую за день атаку вражеской мотопехоты и танков.

На переднем крае было сравнительно спокойно.

Нам удалось побывать на самых передовых огневых точках, побеседовать с бойцами. Метрах в тридцати от артиллерийской батареи старшего лейтенанта Степанова еще дымился подбитый в недавнем бою гитлеровский танк. Гайдар упросил старшего лейтенанта разрешить подползти к машине. Тот долго не соглашался, а потом сдался и пополз вместе с нами. Гайдару хотелось еще осмотреть подбитый бронетранспортер, который стоял неподалеку от танка. Но тут стали рваться мины, и нам пришлось вернуться назад.

Вечером я ушел в редакцию, чтобы успеть сдать материалы в очередной номер газеты. Мои спутники остались в полку, пообещав на следующий день тоже прийти в редакцию.

Но встречи не состоялось. Я прождал всю ночь, намереваясь на рассвете отправиться на розыски. Меня опередила сестра, прибежавшая чуть свет из медсанбата.

— Рыбина зовет раненый писатель, — сообщила она.

У хирургической палатки на носилках лежал Иосиф Уткин. Правая рука его была забинтована.

— А где Гайдар? — беспокоился Уткин. — Его нужно обязательно разыскать.

Минут через пятнадцать раненого уложили в санитарную машину и увезли. А я отправился на поиски Гайдара. Весь день ходил по подразделениям, которые закрепились на новых рубежах. Многие красноармейцы и командиры говорили, что видели Аркадия Петровича, но где он теперь — не знали. Один раненый артиллерист сообщил мне, что в самый разгар ночного боя, когда вражеские танки и мотопехота подступили вплотную к батарее, Гайдар лежал рядом с ним и вел огонь из автомата. Затем в штабе полка стало известно, что батарея та держалась на своей позиции до последнего снаряда и отойти не успела, осталась в окружении. А что было с Гайдаром, не знал никто.

Лето — осень 1942 года

16.8.42.

В Березовой балке

Комбат Глинский вытер рукавом гимнастерки залепленное землей и измученное ночным боем лицо и сказал:

— Зажал нас гад крепко. Но пусть не торжествует.

Он стиснул пальцы в кулак и погрозил в ту сторону, откуда не переставали сыпаться на наши головы злобно воющие мины. Капитан Глинский, рослый чернобровый красавец, неделю назад командовал ротой, а еще раньше — взводом. Вчера утром он принял усиленный мотострелковый батальон, который решительным ударом выбил немцев из полусожженной, много раз переходившей из рук в руки Илларионовки и захватил Березовую балку на подступах к высоте Безымянной.

Почему балку назвали Березовой, не знаю. Я не приметил здесь ни единого деревца. По склонам рос однообразный кустарник, мелкий и колючий, как ежовые иглы. Бойцы называли его барсучьим. Он не спасал нас от минных осколков.

Батальон ворвался сюда перед вечером. В тот момент я находился в штабе дивизии. У меня мгновенно созрела мысль: побывать в батальоне Глинского, чтобы в очередном номере газеты появилась заметка об этом дерзком бое. Кстати, туда шла машина со связным офицером.

В батальон мы прибыли в полночь, а через час фашисты отсекли его от полка, вернув себе Илларионовку. Батальону пришлось занять круговую оборону. Убитых товарищей похоронили в низине. Раненых отвели за ближние известковые глыбы.