Каменный город - [2]

Даньлай не желали помогать ему. Они отказывались называть свои имена, хотя сидящий за конторкой изредка узнавал Холта. Но чаще — нет. Холт давным-давно принял правила игры и смирился с тем, что к каждому даньлаю надо обращаться как к незнакомцу. Однако сегодня лисюган сразу узнал его.

— А, — тявкнул он, как только Холт вошел, — вам нужна работа на корабле?

— Да, — ответил Холт и, сняв потрепанную форменную фуражку (под стать поношенному серому мундиру), умолк, ожидая продолжения, — тощий, бледный человек с залысинами и прямым подбородком.

Лисюган сцепил тонкие шестипалые кисти рук и улыбнулся коротенькой улыбочкой.

— Нет работы, Холт, — сказал он. — Сожалею. Сегодня нет корабля.

— Я ночью слышал гул корабля, — возразил Холт. — Его было слышно даже в Каменном городе. Устройте меня на него. У меня подходящая квалификация. Я разбираюсь и в стандартных двигателях, и в даньлайских. У меня два диплома.

— Да-да. — Лис опять мимолетно улыбнулся. — Но корабля нет. Может быть, на будущей неделе. Возможно, на будущей неделе прилетит корабль людей. Тогда вы получите работу, Холт, я вам клянусь, я обещаю. Вы ведь хорошо владеете техникой пространственных прыжков. Я найду вам работу. Но только на будущей неделе. Сейчас корабля нет.

Холт прикусил губу и, смяв в руке фуражку, налег на конторку.

— На будущей неделе вас здесь не будет, — проговорил он. — А если и будете, то не узнаете меня и не вспомните про свое обещание. Дайте мне работу на корабле, который прилетел сегодня ночью.

— Ах, Холт, — отозвался даньлай, — нет работы. Нет корабля людей. Нет работы для человека.

— Мне все равно. Мне подойдет любой корабль. Я полечу с даньлаями, седрийцами, уллами, с кем угодно. Техника прыжков у всех одинаковая. Устройте меня на корабль, который прилетел вчера.

— Но корабля не было, Холт, — сказал лисюган, и зубы его блеснули. — Говорю вам, Холт. Не было, не было. На будущей неделе приходите. Приходите на будущей неделе.

В его голосе звучало явное желание поскорее отделаться от назойливого просителя. Холт научился распознавать эту интонацию. Как-то раз, несколько месяцев назад, он не внял сигналу и попытался настоять на своем. Но лис-конторщик вызвал своих, и Холта вытурили силком. В течение следующей недели по утрам были закрыты все двери. Теперь Холт знал, когда пора уходить.

Выйдя в тусклый рассвет и прислонившись к стене, Холт попытался унять дрожь в руках. Надо держаться, напомнил он себе. Только нужны деньги и жетоны на еду. Почему бы не пойти на добычу прямо сейчас? Потом можно зайти в «Ангар» и назад, к Сандерленду. А что касается работы — всегда остается завтра. Нужно только потерпеть.

Бросив взгляд на Макдональда, которому терпения не хватило, Холт зашагал по пустынным городским улицам.

Холт с детства любил звезды. Бывало, даже в лютые морозные годы, когда на Имире цвели ледяные леса, он отправлялся ради звезд на ночные прогулки. Он шел и шел, пока огни города не меркли у него за спиной, и попадал в сверкающее бело-голубое царство морозных цветов, и ледяных паутин, и горькоцвета. Там он задирал голову и смотрел на небо.

Зимними годами ночи на Имире тихие, ясные и очень черные. Луны здесь нет. Только звезды и тишина.

Холт старательно выучил названия — не звезд, которым больше не давали имен и присваивали только номера, а тех планет, что обращались вокруг них. Он был сообразительным мальчуганом, запоминал быстро и прочно, и даже его суровый практичный отец немного гордился успехами сына. Холт помнил бесчисленные вечеринки в Старом доме, когда отец, захмелев от летней браги, выводил своих гостей на балкон, чтобы похвастать эрудицией отпрыска. «А эта? — спрашивал старик, держа в одной руке кружку, а другой тыча вверх. — Вон та, яркая!» — «Архана», — отвечал парнишка с непроницаемым лицом. Гости улыбались и вежливо удивлялись. «А вон та?» — «Бальдур». — «Вон та, та и те три ярких?» — «Финнеган и Джонгенри. Мир Селии, Новый Рим и Катэдей».

Названия легко, без запинки вылетали из мальчишеских уст, а обветренное лицо отца морщилось улыбкой, и он все не мог остановиться, пока гости не начинали явно тосковать, а Холт не заканчивал перечислять все миры, какие можно увидеть с балкона Старого дома на Имире. Он всегда ненавидел этот ритуал.

Хорошо еще, что отец никогда не увязывался за ним в ледяной лес, потому что вдали от городских огней было видно несколько тысяч новых звезд и Холту пришлось бы зубрить тысячи новых названий. Позже он так и не запомнил все имена далеких тусклых звезд, не принадлежавших людям. Однако запомнил все-таки немало — и бледные звезды Дамуша поближе к Ядру, и красноватое солнце Немых Кентавров, и рассеянные огоньки, где орды финдаев потрясали своими вымпелами на пиках, — он знал их и еще много других.

Приходил он в тот лес и когда стал постарше, теперь уже не всегда один. Он приводил сюда всех своих подружек и впервые познал сладость любви под светом звезд в год лета, когда деревья сыпали на землю лепестки, а не льдинки. Иногда он заговаривал о звездах с любовницами или друзьями, но слов не хватало. Холт никогда не отличался красноречием и не мог выразить всего, что хотелось. Да он и сам не вполне понимал, чего хочет.