Каменные небеса - [13]

Проектные записки Ятра Инноватора Дибарс

Сил Анагист: Пять

– ХОУВА, – ГОВОРИТ ГОЛОС У МЕНЯ ЗА СПИНОЙ.

(У меня? У меня.)

Я отворачиваюсь от жгучего окна и сада подмигивающих цветов. Рядом с Гэвой и одним из проводников стоит какая-то женщина. Я ее не знаю. С виду она одна из них – мягкая кожа, вся коричневая, серые глаза, темно-коричневые, вьющиеся локонами волосы, высокая. В ширине ее лица есть намеки на инаковость – или, возможно, рассматривая эти воспоминания сквозь призму тысячелетий, я вижу то, что хочу видеть. Не имеет значения то, как она выглядит. Для моих сэссапин ее родство с нами столь же очевидно, как пушистые белые волосы Гэвы. Ее давление на окружающую среду проявляется как взвихренная, невероятно тяжелая, непреодолимая сила. Это делает ее настолько одной из нас, как если бы она была осажена из той же самой биомагестрической смеси.

(Ты похожа на нее. Нет. Это я хочу, чтобы ты была похожа на нее. Это нечестно, хотя и верно – ты действительно похожа на нее, но иначе, не просто внешне. Прости, что я так принизил тебя.)

Проводник говорит, как все они, тонкими вибрациями, которые проходят по воздуху и едва беспокоят землю. Словами. Я знаю словоимение этой проводницы, Фейлен, а еще знаю, что она одна из самых приятных, но это знание мертво и неопределенно, как многое в их отношении. Очень долгое время я не мог отличить одного из них от другого.

Они выглядят по-разному, но у них одно и то же не-присутствие в окружающем. Мне по-прежнему приходится себе напоминать, что текстура их волос, и разрез глаз, и уникальный запах тела имеют для них такое же значение, как дрожь тектонических плит для меня.

Я должен уважать их различия. Мы, в конце концов, неполноценны, лишены многого, что сделало бы нас людьми. Это было необходимо, и я не жалуюсь на то, чем я являюсь. Но многое было бы проще, если бы я мог лучше понимать наших создателей.

Итак, я смотрю на новую женщину, нашу-женщину, и пытаюсь обращать внимание на то, как проводник представляет ее. Представление – ритуал, который состоит из объяснения звуков имен и взаимоотношений… семьи?

Профессий? Честно, не знаю. Я стою там, где мне полагается стоять, и говорю то, что должен говорить. Проводник говорит новой женщине, что я Хоува, а Гэва – это Гэва, эти словоимена они используют для обозначения нас. Новая женщина, говорит проводник, зовется Келенли. Это тоже неправильно.

На самом деле ее имя – глубокое пронзание, сладостный прорыв праха, мягкая кремниевая подложка, реверберация, но я попытаюсь запомнить это «Келенли», когда буду использовать слова для разговора.

Проводница выглядит довольной, когда я говорю «как поживаете» когда положено. Я доволен – это представление очень сложно, но я усердно трудился, чтобы овладеть этим. После этого она начинает разговаривать с Келенли. Когда становится понятно, что направляющему больше нечего мне сказать, я захожу на спину Гэве и начинаю заплетать ее густую пушистую гриву. Проводникам, похоже, нравится, когда мы это делаем, хотя я не знаю, почему. Один из них сказал, что «так мило» видеть, как мы заботимся друг о друге, прямо как люди. Не уверен, что понимаю, что такое «мило».

А тем временем я слушаю.

– Просто не имеет смысла, – вздыхает Фейлен. – То есть цифры не лгут, но…

– Если вы хотите зарегистрировать протест… – начинает Келенли. Ее слова поражают меня так, как никогда прежде. В отличие от проводницы, ее голос имеет вес и текстуру, глубокие, как пласты, и многослойные. Она посылает слова в землю, когда говорит, как мысленную речь. От этого они ощущаются более реальными. Фейлен, которая, похоже, не замечает, насколько глубоки слова Келенли – или, возможно, ей все равно, – делает раздраженное лицо, реагируя на то, что она сказала. Келенли повторяет: – Если вы хотите, я могу попросить Галлата удалить меня из списка.

– И слушать его вопли? Злая Смерть, его же не заткнешь. У него же бешеный темперамент. – Фейлен улыбается. Это не приятно удивленная улыбка. – Для него это должно быть трудно – он хочет, чтобы проект удался, но в то же время хочет вас удержать… ладно. Лично мне нормально, если вы будете лишь в резерве, но я же не видела данных моделирования.

– Я видела, – весомо говорит Келенли. – Риск задержки или отказа мал, но не равен нулю.

– Ну вот. Даже малый риск – слишком много, если мы можем что-то с этим сделать. Думаю, они обязаны быть осторожнее и допускать ваше вмешательство… – Внезапно Фейлен становится растерянной. – Ой… простите. Не хотела обидеть вас.

Келенли улыбается. И я, и Гэва можем видеть, что это лишь поверхностный слой, не настоящее ощущение.

– Я не обиделась.

Фейлен облегченно выдыхает.

– Хорошо, я сейчас уйду в Наблюдательную и оставлю вас троих знакомиться. Постучите, когда закончите.

С этими словами направляющая Фейлен покидает комнату. Это хорошо, поскольку, когда их нет рядом, мы можем разговаривать свободнее. Двери закрываются, и я поворачиваюсь лицом к Гэве (которая на самом деле адуляресцентный вкус солей треснувшей жеоды, тающее эхо). Она еле заметно кивает, поскольку я правильно угадал, что у нее есть что-то важное для меня. За нами постоянно наблюдают. Так что некоторая игра необходима. Гэва говорит ртом: