Каменное зеркало - [26]

Глава 2 На Вороновом мосту

Фюрстенберг – Равенсбрюк

22 ноября 1943 года

За автомобильным окном стремительно пролетал крупный тяжёлый снег, пятная косыми свинцово-белёсыми мазками холст сумрачно-серого леса. Штернберг отрешённо глядел в окно и перебирал в уме детали сложившейся комбинации. Его самолюбие было сильно уязвлено тем, что он не сумел вовремя опознать вероятность хитроумно подготовленной ловушки; его здорово раздражало то, что кто-то посмел возомнить, будто знает его слабые места, на которых якобы можно удачно сыграть; и ещё сильнее он досадовал на то, что вообще ни о чём таком не подозревал, покуда Зельман не лишил его благодушного неведения.

С некоторых пор у них с Зельманом сложилась традиция – по пятницам вести неспешные вечерние беседы под скромное распитие чего-нибудь благородно-алкогольного, происхождением преимущественно из оккупированной Франции. Тогда-то Зельман и рассказал о том, что самое безнадёжное за последний год расследование его отдела, кажется, наконец-то сдвинулось с мёртвой точки: Гиммлер лично дал добро на применение тяжёлой артиллерии – ради этого злосчастного дела кацетников специально откомандирован один из лучших магов «Аненербе», порекомендованный, говорят, самим Мёльдерсом. Штернберг, слушавший генерала с таинственной улыбкой, при последних словах фыркнул в свой бокал с вином и, беззаботно смеясь, заметил, что мага порекомендовал уж никак не Мёльдерс, поскольку этот хвалёный маг – он, Штернберг, а его Мёльдерс попросту терпеть не может. Так что теперь, добавил он, они с Зельманом в очередной раз оказались в одной упряжке – и быстро прикончат это дурацкое дело придушенных заключёнными надзирателей да свалившихся по пьяни с вышки охранников.

Зельман, к недоумению Штернберга, помрачнел и сказал, что, с одной стороны, разумеется, очень рад тому, что в равенсбрюкскую комиссию попал именно Штернберг, ибо это означает, что дело уже можно считать закрытым; с другой стороны, есть некоторые поводы для беспокойства.

– Какие? – спросил Штернберг, силясь разобраться в противоречивых чувствах собеседника.

– Это, скажем так, не совсем ваш профиль, – неохотно ответил Зельман. – Сдаётся мне, кому-то вздумалось проверить вас на прочность. Не исключено, что тому же Мёльдерсу.

– Не понимаю. Я ведь неоднократно сотрудничал с вашей организацией.

– Одно дело – сумасшедшие сектанты, деревенские колдуны и спятившие цыганки. Совсем другое – кацетники. Вам когда-нибудь доводилось работать в концлагере?

– Нет, – Штернберг по-прежнему ничего не понимал.

– А теперь вам придётся просиживать там часами.

– Ну и что из того? Бывали и похуже места. Помните пещеру дьяволопоклонников у Тойфельсштайна? И что?..

– В сущности, ничего особенного. Но бывают и эксцессы… – и Зельман напомнил Штернбергу историю эсэсовского исследователя Отто Рана, изучавшего еретические учения и загадку Святого Грааля. В качестве дисциплинарного взыскания за пьянство Рану определили четыре месяца службы охранником концлагеря Дахау, затем в жизни учёного началась странная полоса сплошных неудач, и когда через год начальству вздумалось отправить его на службу в Бухенвальд, он написал заявление об уходе из СС и покончил с собой.

– Во-первых, – недовольно начал Штернберг, – вы всё извратили, у Рана были куда более серьёзные причины для самоубийства…

– Не спорьте со мной. Я знавал Рана в те времена, когда он работал под началом Вайстора. Восторженный молодой человек. Учёный, писатель. Говорили, он очень близко подобрался к разгадке тайны Грааля. Слишком близко… По своему характеру он был немного похож на вас, Альрих.

– Ну и зачем, собственно, вы мне всё это говорите?

– Будьте бдительны. Не позволяйте никому и ничему себя удивлять. Не ввязывайтесь ни в какие предприятия, которые вам, не исключено, предложит лагерное начальство. Также, вполне вероятно, вы увидите в лагере такие вещи, которые могут вас неприятно озадачить. Просто не берите в голову.

Штернберг ухмыльнулся: вот оно что. Неужто Мёльдерс принимает его за такое ничтожество, за истеричного студентика, который после созерцания толпы измождённых людей в полосатых робах пойдёт и вложит ствол пистолета себе в рот в честь неисправимой греховности мира? Ну что ж, поиграем, решил он. Ещё посмотрим, кто выйдет победителем.

Изучив документы по равенсбрюкскому делу, Штернберг предположил, что персонал и охрану лагеря, вероятнее всего, планомерно выкашивает подпольная организация заключённых, наделённых паранормальными способностями. Сотрудничая с гестаповским отделом IVH, он пару раз сталкивался с подобными сообществами, только в городской среде. Картина преступлений была та же: череда несчастных случаев, повторяющихся с пугающе строгой периодичностью. Непонятно только было, почему зельмановские следователи заподозрили кого-то из вольнонаёмных работников лагеря, что ж они, заключённых-то вовсе за людей не считают? Вот в чём была их ошибка. Со всеми этими выводами, а также с одной довольно нетривиальной идеей Штернберг явился к Гиммлеру и предложил план по набору из узников Равенсбрюка свежих кадров в подмогу оккультистам «Аненербе». Набирают же из концлагерей талантливых учёных и конструкторов. Почему бы не попробовать набирать колдунов и экстрасенсов?