Каменное зеркало - [24]

Однако от необходимости то и дело срываться с места и ехать на аэродром, чтобы обеспечить лётную погоду нашим асам, освобождать меня никто не собирался: толковых «погодников» в «Аненербе» можно было пересчитать по пальцам одной руки. К тому же ещё весной руководство института проигнорировало предупреждения подотдела прогностики о начале советских воздушных операций по уничтожению немецких военных аэродромов. Теперь же начальство требовало от лучших сенситивов отдела невозможного: предсказать точный час начала очередного налёта, и – «Вы же умеете «держать» погоду, так езжайте туда, обеспечьте нелётную на время русской атаки!» Те поездки на Восток запомнились мне лишь нескончаемой головной болью от ментального перенапряжения.

Мне не давало покоя ощущение, что я размениваю золото на пыль, снова и снова отвлекаясь от Зеркал ради повседневной работы. Но главное я совершил – я полностью реконструировал Зонненштайн.

К этому времени у меня начались серьёзные стычки с Дитрихом Мёльдерсом, из-за которых возникло столько проблем в будущем…

Мюнхен

октябрь – ноябрь 1943 года

В Мюнхенском институте тайных наук Мёльдерс был персоной известной и даже скандально знаменитой, но слава эта была совершенно иного рода, нежели популярность Штернберга, которого поругивали за бесшабашность, которому завидовали – но при том довольно находилось и тех, кто ему симпатизировал, особенно после того, как по выписке из госпиталя он вернулся заметно подрастерявшим спесь. Что же касается Мёльдерса, то его одиозная личность едва ли могла вызвать у кого-то симпатию.

Его подотдел, уподобляясь филиальчику преисподней, располагался в сумрачном и гнилом полуподвале здания института, и оттуда частенько тянуло какой-нибудь дрянью, вроде гари, серы или гниющих останков. Работники прочих подотделов сплетничали, что там занимаются техникой дистанционного умерщвления, усовершенствованием ядов и самой что ни на есть настоящей некромантией. «И перегонкой крови еврейских девственниц ради получения эликсира вечной молодости», – вовсю издевался Штернберг.

Мёльдерс, директор всего этого хозяйства, выползал из своих подземелий не часто, но и не настолько редко, чтобы о нём забывали. Внешне Мёльдерс очень смахивал на покойного шефа СД и гестапо[12] Гейдриха, – пару дней пролежавшего в гробу и приобретшего трупную желтоватую бледность и тёмные пятна на висках. У Мёльдерса был такой же долгий нос на вытянутой физиономии со скошенным назад высоким лбом, длинные узкие глаза под припухлыми веками; только рот, совершенно лишённый губ, несколько портил исключительное сходство. Даже в тёплую погоду Мёльдерс ходил в накинутой на плечи чёрной шинели, и от его хламиды несло мышами и белладонной, которую он, поговаривали, курил до одурения. «Мастер пути Левой руки», – так его называли в глаза, а за спиной, разумеется, «чёрный маг» и «чернокнижник».

Когда случалось, что он показывался на втором этаже института, где на стене лестничной площадки висела скромная медная табличка «Экстрасенсорика и целительство», то наглец Штернберг, ненароком встречаясь с ним в коридорах, демонстративно прикрывал нос платком. Мёльдерс был ему противен до рвотных позывов. Кроме того, Штернберг не мог забыть историю со «Штральканоне». Вероятно, конфронтация с главным чёрным магом началась бы у него значительно раньше, если б Лигниц имел привычку проводить общие собрания начальников подотделов, но, к счастью, Лигниц предпочитал общаться с подчинёнными с глазу на глаз, предоставляя каждому возможность тихо работать в своём кабинете и не мешать другим. Как позже выяснилось, это была самая мудрая политика, хоть несчастный Лигниц и слыл бездарным руководителем.

Лигниц погиб в автомобильной катастрофе, при довольно странных обстоятельствах: водитель на полной скорости вырулил на встречную полосу, тут же врезавшись в грузовик.

Отдел возглавил дёрганый, истеричный и скорый на необдуманные решения Вальтер Эзау. Именно он ввёл новую форму отчётности – еженедельные общие собрания, служившие неизменным отправным пунктом для разногласий между подотделами и для личной неприязни между некоторыми сотрудниками.

На одном из первых таких собраний Эзау счёл нужным устроить Штернбергу выволочку за очередную дикую проделку: накануне Дня всех святых Штернберг заявился в институт в парадно-выходной форме, но в чёрной сорочке и с густо обведёнными чёрной тушью глазами, что делало его похожим на молодого блондинистого Дракулу, и вид у него был настолько гадкий и шокирующий, что «Лугоши с зависти подал бы в отставку», по выражению гогочущего Валленштайна. По поводу всего этого безобразия Эзау сделал Штернбергу строгий выговор, впрочем, не произведший на того никакого впечатления. И тут Мёльдерс поднялся и во всеуслышание изрёк, что всем людям с физическими недостатками свойственно несколько излишнее и даже болезненное остроумие, им они компенсируют свою неполноценность. Штернберг ответил, что физические недостатки всё же куда как менее вредоносны, нежели психические – Мёльдерса считали не вполне нормальным, – но уши его налились рубиновым соком, как у пристыженного школьника, и он ничего не мог с этим поделать. Штернберг про себя поклялся, что при первой возможности укажет проклятому трупоеду его распоследнее место.