Каменная Роза - [29]

Но для обеспокоенного Доктора эти люди просто не существовали — даже дети, которые трогали ТАРДИС, полагая, что она — своего рода интерактивный экспонат, едва удостоились его взгляда. Он выполнял задание и не собирался отвлекаться.

Но когда он дошёл до статуи Розы, кое-что его отвлекло.

На большом пальце гигантской ноги — откровенно игнорируя знаки, запрещающие прикасаться к экспонатам — сидела знакомая фигура. Микки Смит.

— Доктор! — воскликнул Микки, когда Доктор подошёл ближе.

Он заглянул за плечо Доктора, но больше никого не увидел. — О. Здорово.

Доктор притормозил. — Привет, — ответил он. — Мы сейчас встретились до прошлого раза или после?

Микки пожал плечами. — Откуда мне знать, когда для тебя был прошлый раз? По мне так в последний раз мы встречались две недели назад, когда вы с Розой улетели делать её знаменитой в мире искусства.

Доктор поморщился.

— И, как вижу, вы попали куда надо, — продолжил Микки, оглядывая Доктора с ног до головы, — или в этом сезоне мужские юбки в моде?

Доктор проигнорировал его, сосредоточившись на статуе перед ним.

Красота и молодость Розы запечатлелись навечно. Даже каменной она излучала силу. Глядя на неё, любой бы понял, какая она особенная. Он невольно потянулся взять её за руку. Но, конечно же, её там не оказалось.

Внезапно его накрыла волна отчаяния.

Микки поднялся и встал рядом с ним. — Знаешь, кто бы ни сделал эту статую, он, наверное, очень хорошо знал Розу, — сказал он. — Будто… будто он по-настоящему её понял, — он замолчал, и вдруг ему в голову пришла мысль. — Эй, а она случайно с этим парнем не встречалась, а?

Доктор неприятно — не по-человечески — рассмеялся, и Микки отпрянул от него. — Не хотел тебя задеть, приятель.

— Это не статуя Розы, — сказал Доктор.

Микки растерялся. — Как это? Конечно же, это её статуя. Думаешь, я Розу не узнаю?

— Не узнаёшь, — ответил Доктор. — Ведь ты прямо сейчас смотришь на неё. Это не статуя Розы. Это сама Роза. Роза окаменела.

* * *

Микки снова сел на гигантскую ногу и схватился за голову. — Это неправда, — повторял он, то громко, то тихо, его тело сотрясали рыдания, которые он старался сдержать, скрыть.

К ним подошёл работник музея в униформе. — Прошу прощения, сэр, — обратился он к Микки, словно не замечая его слёз. — Боюсь, что мне придётся попросить вас не сидеть на экспонатах.

Микки его проигнорировал, возможно, даже не услышал.

— Он сейчас немного расстроен, — заметил Доктор.

Мужчина остался непреклонен. — Мне жаль, сэр, но я не могу сделать для вас исключение.

Доктор подошёл ближе и ткнул в него пальцем. — Простите, просто проверял, человек ли вы. Ведь настоящий человек увидел бы, как расстроен мой… друг и проявил бы немного сострадания.

Охранник будто не заметил ярости Доктора. Видимо, он привык к подобному, даже в таком культурном месте, как музей. Он говорил так рассудительно, что Доктор, который и так находился не в лучшем расположении духа, почувствовал, как нарастает его гнев. — Наша обязанность — защищать эти предметы. Они бы не протянули столько поколений, если бы всем разрешали на них сидеть, так ведь?

Доктор приготовился разразиться рядом контраргументов, касающихся прошлых применений каменных работ, а также тех применений, которые только что пришли ему в голову, и в которых охранник вполне мог принять участие — всё, что только мог сказать человек, потерявший рассудок, когда Микки вскочил на ноги. Он повернулся к охраннику.

— Мне плевать на ваши дурацкие статуи и ваши дурацкие обязанности! — прокричал он.

Все находящиеся в зале повернулись к ним. Один из туристов даже сфотографировал.

— Она мертва! Как вы не понимаете? Она мертва! Я приходил сюда каждый день, каждый дурацкий день, чтобы лишь почувствовать её рядом — чтобы продолжать жить, пока снова с ней не увижусь. Но я не знал… больше я никогда её не увижу!

— Мне жаль, сэр, но…

Доктор вмешался, пока ситуация не стала ещё хуже. — Я же вам сказал, он сейчас немного расстроен, — резко произнёс он, взяв Микки за руку.

По щекам Микки всё ещё беззвучно катились слёзы, когда Доктор вывел его из зала по лестнице; он выглядел оцепеневшим и злым.

Доктор посадил его за столик во дворике музея, а сам ушёл к ближайшему кафе. Он вернулся с двумя пластиковыми стаканчиками черносмородинного сока и поставил один из них перед Микки, предварительно воткнув в соломинку в крышку стакана.

Несколько минут они просидели молча. Ни один из них мыслями не был в настоящем — оба находились в прошлом, с Розой. Говорили с ней. Смеялись с ней. Просто смотрели на её лицо.

— Она всегда слишком хорошо ко мне относилась, — внезапно сказал Микки. — Я её не заслуживал, нет. Однажды я заболел гриппом, и она ухаживала за мной, каждый день приходила. Иногда мне хотелось умереть, но она брала меня за руку, и я вспоминал, как хороша жизнь, — он чуть не улыбнулся. — Я считал себя самым счастливым человеком на свете, раз она со мной. Мы были ещё детьми, но уже тогда я понимал, что она особенная. Я всё думал, что она меня бросит. И как-то раз так и вышло. Хотя она потом вернулась. Я решил, что она просто отходит от прошлых отношений, что через пару недель опомнится. Но этого не случилось. Даже не думал, что привяжусь к ней ещё раз. Я знал, что на свете есть люди лучше меня, знал, что она когда-нибудь это поймёт. Я просто наслаждался каждым днём рядом с ней. И, конечно, очень разозлился, когда она улетела с тобой. Я злился на тебя, и на неё тоже злился, злился на то, что, в конце концов, она перестала меня замечать. Я понял, что проиграл, а она победила. Но я не держал зла, никогда. Ведь она заслуживала кого-то получше меня. Заслуживала того, кто мог дать ей всю Вселенную, — печаль в его голосе превратилась в гнев. — А ты её погубил.