Камень Шамбалы, или Золотой век - [29]

Как раз тогда, обдумывая возникшую альтернативу, я ощутил, что ко мне возвращается способность размышлять, которую Солнце расплавило, а пески стерли в порошок. У меня возникла мысль о том, что пески пустынь состоят из стертых в пыль способностей людей размышлять. Следующей мыслью моего воспрянувшего мозга было, что мой путь, как-никак, лежит в Шамбалу, с которой связано множество самых невероятных былин и более вероятных небылиц.

Так что, возможно, я стал свидетелем, если не участником, одного из современных, но уже мифических событий.

Кроме того, прояснившееся сознание вернуло мне кусочки памяти, которые с некоторой досадой на мою глупость напомнили мне о цели моего похода. Память говорила, что цель эта столь значительна, что моя остановка перед какими-то мистическими преградами просто несерьезна. "Что же будет, когда возникнут проблемы посущественней?" - фыркнула она, и я послал верблюда вперед.

Не могу сказать, что испытал шок, когда мой нос со скоростью верблюжьего шага врезался во что-то твердое, но удивление мое было значительным. И тут мир перевернулся у меня перед глазами, ибо верблюд вместе с поклажей спокойно ушел вперед, в никуда, а я остался сидеть на песке, изумленно глядя на свое отражение в зеркале, откуда ни возьмись, появившемся посреди пустыни.

Мое отражение терло ушибленный нос, и я понял, что оно это делает не самостоятельно, а заодно со мной. Потом мы вместе, не отрывая друг от друга глаз, потерли место, на которое приземлились, падая с верблюда.

И вот первая мысль после верблюдокрушения: неужели я хуже верблюда? Ведь он прошел, а я нет. И этот человек, которого, кажется, звали Алдар Дзэлом, нет, Дзалом, черт... Дзулом, короче, этот монгол тоже прошел, и верблюда своего протащил, а меня оставил здесь. Ну, пусть не совсем одного, пусть этот тупой попугай в зеркале тоже как бы некто, но его даже и половинкой человека не назовешь, ведь это - всего-навсего мое отражение.

И очень печально, что оно ближе меня самого к Шамбале, находится по ту сторону невидимой границы, то есть в более достойном положении, чем я. Что ж, ревновать к своему отражению - это ново, но больше здесь ревновать не к кому. Это надо обдумать. Я начинаю всматриваться в свое отражение, и на миг мне кажется, что это не совсем я: будто лоб и глаза яснее, чище, мудрее. А может, это заходящее солнце играет тенями.

Но вдруг лоб моего отражения хмурится, губы складываются в узкую ленту, глаза застывают - как мне это знакомо! Похоже, это мое истинное лицо. Или нет, или тот другой с ясным взглядом и улыбкой в глазах - тоже я? Черт, ничего не поймешь.

***

Зеркало! Я прошла вдоль него метров сто туда и обратно, но, как я и думала, мое отражение в кожаных штанах, кофте и соломенном сомбреро не исчезало.

Я впервые попала в пустыню, и она меня восхитила. Боже! Какая тишина и покой, какая чистота мыслей и сознания. Никто и ничто не мешает самосозерцанию. И даже эта неожиданность, когда верблюд из-под меня исчез во внезапно появившемся зеркале, не удивила меня, а лишь заставила радостно восхищаться этим чудом. Действительно, поразительное произведение Творца!

Я сажусь на песок напротив самой себя и наблюдаю за отражением. Ощущаю, что оно непростое. Мне что-то нужно понять. И это что-то - я сама.

Опять встаю и подхожу вплотную к зеркалу, касаюсь пальцами прохладной поверхности, проводя ими вдоль линий своего лица, и неожиданно отражение оживает. То оно эмоционально, то рассудительно, то пускается в легкие авантюры, но затем сдерживает себя... Я понимаю, что передо мной проносится вся моя жизнь, точнее, я в динамике этой жизни, поскольку ничего, кроме меня самой, зеркало не показывает. И это любопытно - смотреть на то, как ты себя ведешь, вне зависимости от обстоятельств. Честно говоря, этот фильм мне не очень нравится, ибо его героиня - взбалмошная, бесцельная особа. Она делает то, что ей хочется, и пытается указать другим на то, что считает правильным. Порой она, конечно, мила, но что хорошо, то хорошо, а вот что поделать с остальным?

Не хочу быть такой, это - не я, это - не мое. Хочу быть мудрой и уравновешенной. Однако отражению явно не нравятся мои мысли. Оно делает кислую физиономию и разводит руками: "Что ж ты, мол, опростоволосилась".

И тогда до меня доходит: ведь и такая, и эдакая - все это тоже я. И нет никакой возможности вот так просто отбросить часть самой себя. Природа не терпит пустоты, и то, что я опустошу в себе грубо и бездарно, заполнится, может быть, даже худшими чертами, чем я имею теперь.

И я улыбаюсь. Улыбаюсь своему отражению, когда оно корчит мне рожи, улыбаюсь, когда кричит и бранится, улыбаюсь, когда недовольно чем-то... Тогда оно сначала недоверчиво, а потом все более открыто тоже начинает улыбаться мне, и, наконец, протягивает мне руки, позволяя мне пройти невидимую границу самопознания.

Теперь у меня есть шанс все, чем я недовольна в себе, не выбросить, но изменить своей любовью и мудростью. Теперь я знаю, что "Я есмь то". Верблюд, которого я взяла утром в Номе, ждет меня за зеркалом, как ни в чем не бывало. Я еду без проводника, поскольку не было времени его искать. Единственный мой путеводитель - карта. Но впереди ночь, и я устраиваюсь на отдых.