Камень нерушимый - [11]

— Как это нет? — удивился Озеров. — А на прииске уже вовсю говорят об этом…

«Да, народ сам беспокоится», — подумал управляющий. А вслух сказал:

— Хорошо, будет комплектоваться команда, — зачислим вас. — Потом управляющий позвонил в город и попросил прислать вертолет. На ответные расспросы он коротко бросил в телефонную трубкуз «Несчастье!»

Вертолет прибыл под вечер и тотчас полетел в тайгу. Вернулся он уже в полной темноте. Пилот, тотсамый молодой парень, который когда-то привез ствол монитора в карьер, доложил, что ни огней, ни дыма, ни людей не видел, хотя несколько раз пролетел до водораздела и обратно.

Утром вертолет снова отправился на поиски. Одновременно из поселка по направлению к Вертинке вышла группа молодых рабочих.

Над прииском нависла тревога.

Управляющий нервничал и несколько раз без всяких причин накричал на секретаршу.

Гафитулла каждое утро ворчал, словно виновата была в беде тетушка Савдана. Тетушка же сердито ставила на стол тарелки и горшки, а сама не садилась за стол. Да и Гафитулла ел в эти дни неохотно, словно выполнял надоевшие обязанности.

Жить все-таки было можно. Только Верес поправлялся очень медленно. Жар у него прошел, но он еще не мог вставать и очень плохо ел.

Сухари вышли. Была крупа, но мальчики не притрагивались к ней. Они варили из крупы бульон, покрепче солили его и поили Вереса. Другую пищу он есть не мог совсем — его тошнило.

Сами мальчики кормились рыбой. Однажды Павлик подошел к берегу и долго смотрел на легкие волны, игравшие под утренним ветерком. У самого берега над водой вилась мошкара. И вот здесь, почти у самых ног Павлика, вдруг раздался шлепок, по воде пошли круги. «Рыба!» — догадался он. В мешке у Вереса нашлись крючки и лески.

Первого окуня Павлик вытащил такого здорового, что пришлось его стукнуть камнем по голове, иначе он вырывался из рук. Ни разу в жизни Павлик не рыбачил так удачно, как здесь. Рыба брала сразу — только успевай вытаскивать. Видно, ее здесь никто не тревожил до этого.

Вечером в тот день на ужин была уха. Даже Верес приподнялся с постели и поел свежей рыбы с удовольствием.

— Только вы того… Помногу-то не ловите, — заговорил он, вытирая губы. — Видите, сколько ее наворотили — за неделю не съесть…

— Был бы хлеб, так съели, — сказал Зуфар.

Все трое тосковали о хлебе. Рыба скоро надоела.

— Ну, хлопцы, долго ждать, когда я окрепну, — заговорил однажды Верес. — Может быть, вы найдете дорогу до буровой, а? Оставили бы мне рыбы, дров. Там, конечно, беспокоятся, разыскивают нас. А на буровой есть рация, сообщат.

— Нет, — решительно запротестовал Зуфар. — Если бы вы могли вставать, тогда бы мы пошли. А так будем вместе дожидаться. Или лучше, я пойду один, а Павлик останется с вами.

— Сорок верст ведь, Зуфар! Тайгой! Один ты не пройдешь. Мало ли что случится в пути? Как тогда без товарища? Ногу сломал — пропадешь. Да что сломал! Просто вывихнешь, и то погибнешь… Нет, нет…

— Тогда будем ждать здесь, — решительно сказал Зуфар.

Верес теперь уже мог сидеть. Он каждое утро доставал из мешка бритву и тщательно брился.

Однажды он скомандовал:

— Марш на озеро! Снимайте одежонку, постирайте, сами помойтесь. А то придут за нами — стыдно будет.

Мальчики постирали рубашки, брюки, куртки, вымылись сами. Потом они развесили мокрую одежду по кустам и принялись плясать на берегу, как дикари, голые и загорелые. Но скоро они снова присмирели и задумались.

Верес видел, что мальчики задумываются все чаще и чаще. Он старался развлечь их, много рассказывал.

— Золото, — начинал Верес разговор, — находить и добывать сравнительно просто. Гораздо проще, чем алмазы. Покопался, скажем, старатель до обеда в шурфе, достал пару тачек земли. После обеда промыл ее, вот грамм-другой золота у него и есть. Алмаз так просто не добудешь. Тут, брат, надо попотеть. Недаром алмаз в стократ дороже золота ценится.

— А вам приходилось добывать золото?

— Приходилось, — с готовностью отвечал Верес. — Я ведь родился в семье старателя. Мне было всего семь лет, а я уже добывал это растреклятое золото. Мы жили под Невьянском — есть такой старинный городок на Урале. И была у нас небольшая золотоносная делянка. Я в те годы почти не вылезал из дудки, копал там землю. Дудка — это такая круглая очень узкая шахта, колодец. Ее нарочно делают узкой, чтобы не укреплять стенки деревом. У меня отец умер прямо в дудке…

— Как умер? — переспросил Зуфар.

— Умер как? — отозвался Верес. — Запился. Он нашел большой самородок. А был такой обычай: если старатель находил большой самородок, то не вылезал из шахты до тех пор, пока жена и родные не опускали ему в шахту четверть водки. Вот так и отцу мы с матерью тогда опустили на веревке в шахту бутыль вина. Он выкинул самородок, чтобы мы могли им полюбоваться, а сам стал пить. Самородок был полуфунтовый. Пока мы охали да ахали над ним, отец в шахте выпил чуть не всю бутыль разом и умер… Дикие тогда были времена, темные, даже вспоминать страшно.

В другой раз Верес рассказывал, как работал на строительстве Туркестано-Сибирской железнодорожной магистрали, потом еще много рассказывал о том, что приходилось ему видеть на алмазных копях в Африке, где хозяйничает «Даймонд Корпорэйшен».