— Какого?..
Кресло повернулось, и граф узнал Мефодия Тагильцева.
— Слава тебе богу! — выдохнул Карамзин и перекрестился. — А то я уж подумал, что этот бес проклятый вернулся…
— Как же, наслышан… — Тагильцев покивал головой. — И как тебе великий князь, Борислав? Внушает, не правда ли?
— Что есть, то есть. Чего надо, Мифа? — нахмурился граф.
— И даже как дела не спросишь? Понимаю… Пережить такое… — хмыкнул тот. — Обязательство о сотрудничестве Пафнутьеву подмахнул? Подмахнул. Как и Святослав. Чего молчишь, Борислав?
— Чего надо?
— Шоколада.
Граф заскрежетал зубами от боли во всем теле, а потом у него появилось кошмарное ощущение падения в колодец без дна.
— Не тупи, Борислав, от тебя мне надо только одно — связь со Святославом, и больше ничего. Его Святейшеству сейчас так просто не позвонить, он меня сразу Романовым сдаст. Как и ты, впрочем. Вот я и решил сплагиатить у «беса проклятого» его чудную идею с родичами-заложниками. Короче, Борислав, твой брательник сейчас под плотной опекой тайной канцелярии, а вот ты нахрен никому не уперся ввиду твоей полной бесполезности. Будешь теперь моей связью с патриархом. Мне последствия твоего отказа от сотрудничества надо описывать?
— Не надо.
На глазах графа от отчаянья выступили слезы: впору было в петлю лезть от такой засады — с одной стороны Романовы с этим их Алексеем Александровичем, с другой Тагильцев, которому терять уже было нечего!
— Вот и славно, Борислав! — лицо отца Мефодия, прекрасно чувствовавшего настроение «связи», растянулось довольной улыбкой. — А теперь давай перейдем к частностям…
— Присаживайся, Андрей Кириллович. — Император поздоровался за руку с князем Шереметьевым и указал тому на кресло. — Коньяк будешь?
— Не откажусь, Николай Николаевич…
…Утренний звонок императора с приглашением в Кремль «на пару рюмок коньяка» явился для князя Шереметьева не то чтобы полной неожиданностью, но некоторую сумятицу в его мысли и планы все же внес. Андрей Кириллович сразу понял, что речь пойдет про события вечера воскресенья, но вот в каком разрезе будет протекать беседа, он пока не представлял. Вариантов было ровно два: или император просто хочет извиниться за доставленные роду Шереметьевых неприятности, или, что намного хуже, великий князь Алексей Александрович поделился с родичами содержанием их с Андреем Кирилловичем беседы. В последнее, впрочем, князь не верил. Ну а вдруг?..
…С минуту император и князь грели бокалы с коньяком в руках, пока хозяин кабинета не спросил:
— Андрей, ты догадываешься, по какой причине я тебя пригласил?
— Догадываюсь, Коля, — кивнул тот.
— Ну, тогда давай не будем ходить вокруг да около… — Император поднялся со своего кресла, князь Шереметьев последовал его примеру. — Андрей Кириллович, от лица рода Романовых приношу тебе свои неофициальные извинения за доставленные неприятности с этим… подлым похищением Анны. Искренне рад, что все завершилось благополучно. Сам понимаешь, официальных извинений ты не услышишь.
— Государь, я все прекрасно понимаю и принимаю твои извинения. Поверь, зла на род Романовых мы не держим.
Они отсалютовали друг другу бокалами с коньяком и уселись обратно в кресла.
— Как там Анна? Не сильно перепугалась? — с подчеркнутым участием поинтересовался император.
— Перепугалась, конечно, — покивал головой князь. — Но уверен, через какое-то время она благополучно забудет про этот досадный инцидент. Мы тут решили ее до конца недели подержать в особняке, так сказать, в привычной домашней атмосфере, а потом будем думать, что с ней делать дальше.
— Это в каком смысле, будете думать, что с ней делать дальше? — Император изогнул бровь.
— Коля, ты только пойми меня правильно… — Шереметьев сделал вид, что ему очень неудобно. — Но уж слишком много… непонятного происходит вокруг твоего внука. Ты же не будешь этого отрицать?
— Продолжай… — Лицо Николая осталось непроницаемым.
— Вот я и переживаю за Аннушку… И Алексею, кстати, у «Русской избы» сказал то же самое.
— А вот с этого места поподробнее, Андрей. — Император сказал это таким тоном, что князь Шереметьев весь подобрался, прекрасно понимая, что ступает на очень тонкий лёд, который может треснуть под ним в любой момент.
Вздохнув, он подробно пересказал весь свой разговор с великим князем, постоянно при этом следя за выражением лица императора. Реакция последнего поставила князя в тупик: государь шумно выдохнул, встал с кресла и начал прохаживаться туда-сюда перед журнальным столиком, а попытку Шереметьева подняться пресек властным жестом.
— Ценю твою честность, Андрей, а также смелость, — хмыкнул император и остановился. — Не побоялся, значит, Алексею, с его-то репутацией, все это высказать? Да и мне подобное слышать, честно говоря, тоже не очень приятно.
Князь Шереметьев никак не прореагировал на этот комментарий, он продолжал сидеть с прямой спиной. Император же продолжил:
— А учитывая все обстоятельства произошедшего, понимаю и твою прямоту. — Он сел обратно в кресло и немигающим взглядом уставился на князя. — Андрей, говори прямо, чего ты добиваешься? Вот никогда не проверю, что ты это все сказал и сделал, не подумав перед этим десять раз? Слишком давно я тебя знаю. Да и это твое желание отправить внучку в Северную столицу, уж извини, но выглядит полнейшим блефом.
