Больше к обсуждению «важных государственных дел» мы в эту ночь не возвращались, а разошлись только в пятом часу утра…
— А что касается вас, молодежь… Прилюдное исполнение подобного репертуара отдает лютым мещанством, — припечатал дед Владимир, — особенно когда исполнение происходит в Европе. Так что категорически прекращайте!
Он говорил что-то еще, но я его не слушал — у меня, Коли с Сашей и Прохора с Владимиром Ивановичем практически одновременно пиликнули звуковые сигналы о пришедшем сообщении. Так, что у нас тут? Ага, ссылка на статью во французском Le Figaro под кликбейтным названием «Сенсационные подробности нападения на кортеж представителей родов Романовых, Бурбон, Медичи и Гримальди». Сам текст представлял собой лютую пургу из указаний на отсутствие следов применения стихий и предположений об использовании нападавшими давно утерянных старинных методик по ментальному воздействию на человека, мнений на этот счет непонятных экспертов и упоминаний того, что французские спецслужбы хранят дружное молчание о подробностях нападения, о личностях пяти нападавших и никак ситуацию не комментируют. Дальше шли заблюренные фотографии памятной комнаты с преобладанием багровых тонов и очертаниями трупов, причем угадывались и отдельно валявшиеся головы. В конце же статьи авторы, на полном серьезе ссылаясь на американский фильм «Звездные войны», пафосно указывали читателям, что великий принц Алексей выступил в этой ситуации в роли благородного джедая, защитника добра и света, а победил он несомненных ситхов, приспешников тьмы и зла!
— Леха, оказывается, ты у нас Люк Скайуокер! — вовсю ржали сидевшие сзади Коля с Сашей. — Прохор — Оби Ван Кеноби, а Кузьмин — магистр Йода!
Я тоже давился от смеха, наблюдая за тем, как родитель с дедом Владимиром читают с моего телефона статью.
Веселье поутихло только минут через десять, и я решил поинтересоваться:
— Отец, эта лютая дичь — твоих рук дело?
— Совместное творчество с французами, — ухмыльнулся он. — Как тебе образ благородного джедая, защитника добра и света? Нимб не жмет? — И новый взрыв хохота, от которого опять зашатался микроавтобус. — Теперь Филиппу совсем худо придется, — продолжил отец, когда мы успокоились, — ты у нас в глазах общественности всего мира сейчас прямо рыцарь без страха и упрека, а он… Ладно, обойдемся без мата.
— Еще сюрпризы в прессе будут? — вздохнул я.
— Есть тут одна заготовка от французов, связанная с Женевой, — родитель загадочно улыбался, — но окончательное ее утверждение пройдет только в Монако.
— Банк в прямом эфире брать будем? — хмыкнул я. — Или шоколадную фабрику?
Тут с заднего сиденья голос подали явно возбудившиеся Коля с Сашей:
— Мы готовые на все!
К ним повернулся довольный дед Владимир:
— В очередь, молодежь, за мной и Михаилом Николаевичем! Вам по сроку службы на делюгу положено ходить вторым темпом, а то и вообще на шухере стоять, пока старшие серьезными делами занимаются…
Остаток дороги прошел так же весело — мы с братьями посвящали родичей в особенности нашего досуга в Монако. Вердикт старших был строг — мы бездарно проводили время!
— Лешка, — смотрел на меня с прищуром дед Владимир, — ты, говорят, от англичашек яхту получил? — Я кивнул. — Мишаня, на рыбалку поедем?
— А как же, — согласился Пожарский. — Только надо Людовика с собой взять, он в Москве упоминал, что любитель с удочкой посидеть. Еще надо Гримальди привлечь, пусть он нам рыбные места покажет.
— И Медичи с собой возьмем, — кивнул великий князь. — Помнится, Умберто-старший как-то давненько хвастался, что рыбу отлично готовит, вот на яхте и проверим.
Я же таким планам только радовался — чем меньше контроля за нами со стороны старших родичей, тем лучше. А телефон продолжил пиликать ссылками на перепечатки французской статьи буквально на все языки мира со все новыми и новыми фантастическими подробностями и комментариями. Отечественная пресса отличилась в лучшую сторону, ограничившись лишь перепечаткой оригинала, и пообещала своим читателям отправить в Имперскую канцелярию запросы о даче соответствующих комментариев императорским родом…
***
В Монако, на Золотой площади, нас встречали не только Гримальди, Бурбоны и Медичи, но и плотная толпа с флагами и флажками России, Франции, Италии и Монако.
— По твою душу, Лешка, — улыбался довольный родитель. — Шагай, покажись восторженному плебсу, с королями и князем потом ручкаться будем…
Мое появление из микроавтобуса «восторженный плебс» встретил ревом, а потом принялся скандировать:
— Алекс! Алекс! Алекс!..
Я улыбался самой широкой из своих улыбок, махал рукой и даже пару раз поклонился, прижимая ладонь к сердцу, чувствуя себя при этом сраной поп-звездой, а потом решил «похулиганить» — резко вскинул правую руку со сжатым кулаком и заорал во всю мощь легких:
— No pasaran!
Толпа опять взревела, вот появились первые вскинутые руки и раздался дружный рев:
— No pasaran! — рук стало еще больше. — No pasaran! No pasaran!
Тут в дело вступили клаксоны нашей колонны, подстраивающиеся под эти ритмичные выкрики!
Все это безумие не прекращалось еще минут пять, мне опять пришлось кланяться и даже пройти вдоль первого ряда под прицелом телефонов и раздать «пятюню» всем желающим, благодаря и умоляя успокоиться. Не действовало. В голову пришло только одно — необходимо убрать с себя фокус внимания, для чего я достал телефон, набрал Михеева и, перекрикивая толпу, проорал:
