Калямбра - [59]

Я: «А папу – этого», – мне: «Этот – две с половиной», -

«Что, злой?» – «Нет, просто дороже».

* * *

Письмо Жойдика:

«Ну и теперь о «Минске». Вообще-то 10-я ОПЭСК – это самое дебильное место службы в Приморье. Поселок Тихоокеанский (Шкотово-17), а ныне – город Фокино, ставший городом после того, как практически все корабли продали, 4-ю флотилию подводных лодок уничтожили, и все жители разъехались, – совершеннейшая клоака. Единственное кафе, где пьяные военнослужащие любых рангов снимают женщин и бьют друг другу и гражданскому населению морды, – вот и все развлечение. От Владивостока два часа на автобусе. И вот он – Техас. Еще полчаса – и залив Стрелок, бухта Разбойник, где все это хозяйство и базировалось.

Я проторчал на «Минске» месяц на корабельной практике в 1986-м году. Левый заряжающий носовой артиллерийской башни. Я там был-то раза три, а так – приборки и попытки выбраться на палубу, используя систему маркировки шпангоутов, чему я научился на исходе практики. 1 500 человек экипаж. Что-то порядка 11 палуб и двух платформы. От гиропоста до мостика идти 20 минут спокойным ходом.

Силовая установка – паровые котлы типа КВН. Как только даешь реверс – он дается, но вся установка просто выгорает. И ремонт. В «Дальзаводе» он стоял по два года, напичканный крысами, и перегораживал полбухты Золотой Рог. Высота борта – 15 метров.

Как-то был случай. Я на спасателе к нему подходил, моряка искали – упал за борт. А чего его искать? 15 метров – не шутка. Во Владивостоке пирса для него не было. Выгоняли в Амурский залив на «яшку» (якорная стоянка), там и стоял по 4 месяца подряд, глаза мозолил местным жителям.

А еще мы на нем в Северную Корею ходили… Максимальный ход – 12 узлов. Все трясется так, что предметы трудно различать.

И, тем не менее, ТАКР – тяжелый авианесущий крейсер проекта 1147.

Закончили мы переход в Приморье на утилизацию, с Камчатки в Большой Камень. Ну, в Камень очередь лет на сто, так что поставили нас в базу 4-й ФлПЛ, в бухту Павловского или, попросту, Павловск.

Приходит сначала к нам местный начальник гидрографической службы и дает указания: по прибытии ГТОшников им не препятствовать, пусть снимают что хотят, лишь акты на списание должны составляться… ну и так далее. Нам-то что? Все равно на помойку бедный пароход. Вот приходит ко мне один такой и начинает «Снегирь» курочить. А «Снегирь» у нас был в полном порядке во всех отношениях. Жалко… Но все равно же… «Давай, – говорю, – иди, курочь…» – а он мне: «Лейтенант, ты не расстраивайся! Это железо в дело пойдет! А вот что я в первой точке видел!..» – «А что такое? Это вообще о чем?» – спрашиваю. Он мне: «В первой точке (имел в виду точку якорной стоянки номер один) стоит «Минск». Знаешь? (Я кивнул – мол, еще бы!) Так вот я этот «Минск» весь на пузе прополз, наизусть знаю. А недавно нам сказали сходить на него, что-то снять из железа… Я поднялся на борт – мать честная!.. Просто корабль-призрак. Все разграблено. Все 6 столовых просто уничтожены. Кают-компания, где были и аквариумы, и ковры – нет ничего. Все разграблено, а на каком-то одиноком сломанном столе насрана куча говна. И ведь на этом корабле еще служба несется!.. Там мы брали – кто сколько унесет. Никаких актов, никаких бумажек… «Берите все, что хотите, только пароход не утащите, нам он еще пригодится…»

Я спрашиваю: «Ну, а «Новоросиийск»? Это же совсем свежий пароход по сравнению с «Минском»? С ним-то что случилось?»

Он мне: «Ну, вроде бы, пожар был… Хотя говорят, что все. подстроено. Да что теперь говорить? Смысл один – продали в Корею. Так же разграбили и продали. Но гадить особо не давали – все надо было сделать аккуратно, железо особо не давали снимать, только секретную аппаратуру». – «А что, он у нас не весь секретный был?» – спрашиваю. Мнется: «Да хрен его знает…» – «Ну, а «Минск» куда?» – «Говорят, на Камчатку, как учебно-тренировочное судно для военно-морской авиации».

Вот такой был разговор, из которого я понял, что даже и у такого проныры павловского, как этот ГТОшник, сердце болит за то, что сделали с этим кораблем.

Ну, а потом я слышал историю про РК «Фрунзе», сгоревший у пирса в Разбойнике, сам видел КИК «Маршал Неделин», стоящий с креном на правый борт в бухте Малый Улисс… – видок, доложу я вам! Сердце действительно сжимается от того, что такие исполины Минсудпрома просто брошены на произвол их корабельной судьбы. Больно и жутко смотреть. Но их судьбу я уже не знаю. После истории с «Минском» и «Новороссийском», двумя однотипными кораблями-монстрами, легкой хмельновской рукой списанными и проданными, я потерял к этому всякий интерес…»

Да, списано и продано. По цене дерьма.

* * *

Про «Робинзона» (бедный «Робинзон»).

Ни один мой рассказ не вызывал еще такого разнообразия откликов.

Кому-то кажется, что текст должен быть суше, другие говорят: «А где его переживания?» Третьих не устраивает, что мало текста. Но все сходятся на том, что страшно.

Хорошо, что моего «Пса» в «Коте» еще никто не читал.

Записка с «Курска» Робинзону не указ. Он действует так, как и должен действовать человек в подобной ситуации – по наитию.