Калушари. Файл №221 - [3]

Чарли окаменел.

— Тедди, — ненатурально умильным голосом сказал папа. — Вот шарик. Смотри. Шарик прилетел обратно. Он тебе передает, что решил тебя не огорчать. Не плачь, просит тебя твой шарик.

Сволочь Тедди мгновенно заулыбался, напоследок подхлюпывая мокрым носом, и вцепился в держалку. Он все это нарочно, потрясенно подумал Чарли. Нарочно!

— Умница, — благодарно сказала мама и чмокнула папу в щеку. Папа, раздуваясь от гордости, поднялся. Мама тоже встала с корточек. Тедди цвел, дергая за хвост покорно ныряющий шарик. По его курточке текло. — Мы с Тедди убежим на минутку, почистимся.

— Мы подождем, — сказал папа. Чарли честно дождался, когда ни мама, ни Тед уже не могли их слышать. Папа опять озирался по сторонам, но Чарли, понимая, что потом заводить этот разговор окажется уже смешно, да и не было тут никакого разговора, просто в душе поднялась черная ядовитая пена и булькала, грозя выхлестнуть через край — сказал коротко и веско:

— Это был мой шарик.

Папа посмотрел на него — как всегда, сверху вниз. Сесть на корточки ему и в голову не пришло.

— Ешь мороженое, — повелительно сказал он, — растает.

— Не хочу мороженое. Хочу мой шарик.

— Купим мы тебе шарик.

— Я хочу МОЙ шарик, — по-прежнему ровно и бесстрастно сказал Чарли. Папа, вероятно, думал, что это блажь. И, конечно же, блажь неважная, раз Чарли не плачет и не кричит.

— Хорошо, — сказал папа. — Мы купим тебе другой шарик.

Папа вообще не слышал, что ему говорят. Или не хотел слышать. Какая разница? Стенка есть стенка.

Папа слышал только самого себя.

С мороженого Чарли стало капать.

Недовольно скривившись, папа, опять не сказав ни слова, отобрал у Чарли ставший противно мягким стаканчик.

— Не хватало еще, чтобы и ты перемазался, — раздраженно сказал он и пошел к мусорному контейнеру с двумя увечными стаканчиками, раздавленным и раскисшим, неся их в далеко отставленной руке, чтобы, не дай Бог, ни капельки не попало на его пальто.

Может, Чарли еще пересилил бы себя. Он мучился бы, он ненавидел бы весь свет до самой ночи, пока не уснул бы, а может, еще и назавтра — но все осталось бы в нем за семью печатями. Он очень старался не дать пене брызнуть. Он совсем не хотел ничего по-настоящему плохого. Он даже боялся; стыдно сказать, но он, совсем не будучи трусом, отчаянно боялся того, что, стоит один-единственный раз совсем сорваться — потом все покатится, как ком с горы. Стоит один-единственный раз не совладать — потом уж не совладаешь нипочем. Ужас перед вулканом неподвластных последствий и брезгливое нежелание Большого Зла уже не раз помогали ему; помогли бы и на этот раз.

Но, унося в мусор погубленные стаканчики, папа пробормотал с самой натуральной, пусть и мелкой, пусть и мимолетной — но все равно ненавистью:

— Только деньги зря потратил…

— Привет, — сказал сзади Майкл. Чарли обернулся, как ужаленный.

— Ты чего?

— Ничего, — сказал Майкл и улыбнулся. Это была улыбка паровозика, который мчится и хочет всех съесть.

— Что ты придумал?

— Сейчас увидишь.

— Не надо.

— Надо. Ты сам никогда не соберешься. И пошел за мамой вслед.

Он прав, мрачно подумал Чарли. Ну что ж. Значит, сегодня. И остался стоять.

Глазами Майкла он видел, как в женском туалете мама моет курточку Тедди и вытирает его перемазанные щеки. Они были там вдвоем; какая-то толстая тетка хотела тоже войти, но Майкл ее не пустил, и она недоуменно закрутилась по площадке между аттракционами и туалетами, забыв, чего хочет. В конце концов она, так и не поняв ничего, обмочилась. Это оказалось смешно.

Маме тоже приспичило присесть; Чарли не понял, произошло это само собой или опять Майкл постарался. Во всяком случае, мама аккуратно пристегнула своего любимчика к пока еще холодной трубе отопления специальными постромками или, как папа их еще называл, подтяжками — чтоб никуда не делся; а сама затворилась в кабинке. Она что-то напевала, чтобы Тедди слышал ее голос и не боялся. Один раз она даже нагнулась, чтобы бросить взгляд в проем между полом и дверцей кабинки и убедиться, что ноги Тедди стоят там, где им и положено, что принц никуда не делся. Она тревожилась, она за него всегда тревожилась. А может, что-то такое все-таки уже чувствовала.

Тедди, хихикая, выпустил шарик. Тот всплыл к потолку и стал прыгать там вверх-вниз. Майкл дергал его за ниточку. Потом Майкл отстегнул Тедди. Потом снова взял шарик и вышел с ним наружу. Хлопая в ладоши от удовольствия, улыбаясь и гугукая, Тедди потопал за шариком. Шарик не улетал. Шарик гулял, а Тедди гулял следом.

Когда мама вышла наконец из кабинки, пустые подтяжки лежали на полу, а Тедди и след простыл. Мама сразу перестала петь.

Народу было полно, а никто, как всегда, ничего не видел, все были заняты собой. Майкл, улыбаясь, вел шарик в поводу, а Тедди, смешно растопырив руки, его преследовал, норовя ухватить болтающийся буквально в футе у него перед носом тросик. Проходя мимо Чарли, Майкл ему подмигнул. Чарли не пошевелился и не сказал ни слова; он сделался, как каменный. Впрочем, если б он и решил помешать Майклу, вряд ли бы это у него получилось. Наверное, теперь даже папа бы не смог. Прямо в открытые ворота шарик выплыл на полотно узкоколейки, и Тедди, косолапя, неуклюже последовал за ним.