Калуга - [18]

В 1723 и 1733 гг. Калугу постигал голод, который был особенно жесток в первый год. Жители ели дубовую кору, питались гнилушками и лебедой и пр., почему смертность была повышенной. Впрочем, многие купцы в это тяжелое время отличались высокой христианской благотворительностью. Некоторые из них кормили по 2 1/2 — 3 тыс. человек.

Страдала Калуга и от другого обычного спутника деревянной Руси — пожаров. Она сильно горела в 1742, 1754, 1758, 1760 и 1761 гг. Убытки от пожаров были огромны, доходя иногда до миллиона руб. Во время пожаров горели и церкви, а потому впредь старались их строить каменными, так что с 1685 г. по 1754 г. 27 церквей успели уже сделаться каменными. Особенно несчастен был 1761 г., когда в довершение бедствия от пожара погорели баржи с товарами калужских купцов в С. — Петербурге, от чего купцы понесли убытку на 160 тыс. рублей. Впрочем, по повелению Императрицы эти убытки были выплачены потерпевшим в течение пяти лет из таможенных доходов. Во время пожаров бывали и массовые человеческие жертвы: в 1754 г. погибло 177 человек.

Но особенно много народу умерло в 1771 г., когда Калугу захватила свирепствовавшая тогда в России чума. Против нее были приняты разные меры предосторожности: при въездах поставлены были рогатки и караулы, с целью никого не впускать в город и не выпускать из него; имущество умерших от заразы сжигалось; трупы хоронились особо — около Яченки и близ Болдасовки. Не имея, однако, никаких средств для борьбы с заразой, прибегали только к мерам духовным. Каждый священник обходил свой приход с иконами и молебнами, а потом учредили общий крестный ход, в день которого был предписан пост — запрещено печь калачи и торговать в лавках. Чума прекратилась 2 сентября. В память этого события и доныне в этот день совершается крестный ход в Калуге с иконою Калужской Божией Матери.

Ничего нет удивительного, что при таком ряде бедствий и несчастий, Калуга по внешности представляла жалкий вид. Внутри города (бывшей крепости) строения были почти все деревянные, быстро приходившие в ветхость. Дома обывателей были избенками, огороженными кольями и плетнем. Порядочных домов было совсем мало. На многих улицах строения были очень скучены. Только некоторые улицы, как Московская, тянувшаяся от перевоза через Оку мимо Воскресенской церкви к Кресту, были вымощены камнем или деревом и имели «среднюю» ширину. Остальные же были кривы, грязны, с беспорядочно разбросанными домами. На скученность строений и тесноту жалуются в наказе в Комиссию 1767 г. городские депутаты: «за теснотою жительства внутри города, читаем там, многие принужденными находятся, поселять себя уже на выгонных гражданских землях и заводить там для своих промыслов магазейны, а художники всякия рукодельныя строения».

Не более казисто шло течение и городской жизни в ее различных проявлениях. Возвышение Калуги на ступень административного центра не внесло в ее жизнь порядка, поддерживаемого присутствием администрации.

Первым провинциальным Калужским воеводою был стольник Д. Бестужев. Нельзя сказать, чтоб это был человек из добродетельных. Калужские бурмистры в 1722 г. жаловались, что «они его, воеводу, с 1722 г. по гражданской их обыкности всякою пищею и всякими потребами довольствовали. Однако ж де и тем он стал быть недоволен, магистрату и купечеству чинит обиды; ставил на посадских дворах постои, указа из главного магистрата о своде этих постоев не принял»… Отношения властей между собою шли много дальше и являли поучительную для населения картину дикого произвола. Другой воевода, Глебов, обращался в сенат с просьбой издать указ по поводу «наглаго нападения и тесноты», чинимых ему, воеводе, от Калужского камерира Щербачева. Посадив в земские комиссары провинции свою родню и свойственников, камерир знать не хотел воеводы; мало того, по его доносам было назначено над воеводой следствие. Командированный в Калугу следователь приказал солдатам публично тащить воеводу из канцелярии при свидетелях в тюрьму, где и держал его в заключении с ворами и разбойниками, как потом жаловался Глебов.

Самоуправство, драки, побоища были обыкновенным, никого не удивлявшим явлением жизни. В 1721 г., напр., «в Калуге на торгу собрались многолюдством крестьяне и учинили великий бунт», напали на драгун квартировавшего в Калуге Астраханского драгунского полка и «избили их смертным боем».

Разумеется, горожане не составляли в смысле нравов исключения и не отставали от других. В этой среде большие ссоры порождали выборы в ратушу. Еще в 1703 г. между горожанами произошла распря по вопросу о выборах к таможням и пр. Образовалось несколько партий, из коих наиболее сильными были берендяки и гончары. Последние отделились с другими ремесленниками и особо имели гончарную ратушу. Только в 1724 г. «виновные в послушание были приведены», когда уже был учрежден городовой магистрат. Ко времени этой ссоры относится анекдот о «Чернышевском мире». Г. П. Чернышев, пользовавшийся благосклонностью Петра Великого, проезжал через Калугу. Обе враждебные партии решили его встретить с хлебом-солью, но по отдельности. Удивленный этим разделением, Чернышев, узнав в чем дело, крикнул сопровождавшим его гренадерам: «Плетей!» Купцы упали на колена и просили помилования. Чернышев послал за протопопом. Когда тот явился с крестом и евангелием, Чернышев приказал купцам присягать, что они помирятся, и в знак этого тут же заставил их целоваться. А потом сам перецеловался со всеми и въехал в город.