Каллиграфия - [127]

— Она никак под мухой! — прошептал Спиру. — Наклюкалась!

И словно бы в подтверждение его слов Люси схватила графин и приложилась к горлышку. «Буль-буль-буль».

— Растлевающая атмосфера, — буркнула Джулия. — Зато теперь мы можем отсюда сбежать. Удерживать-то нас некому.

— А вот этого не надо! — развязно проговорила Люси, и вдруг у девушки на запястье щелкнули наручники. — Я еще не совсем того. Будешь сидеть тут, как миленькая!

Потрясенная столь беспрецедентной наглостью и до предела возмущенная, та вздернула брови, залилась краской и высказала всё, что по этому поводу думает, не поскупившись на забористые фразы, которые свидетельствовали о самом жгучем ее презрении.

— Брось свои шуточки! — помрачнел Актеон.

— А то что? Полицию вызовешь? Во владениях-то Морриса Дезастро!

У Джулии отвисла челюсть, а Спиру лихорадочным жестом запустил пятерню в волосы.

Переспрашивать не пришлось, поскольку Люси принялась восславлять «крестного отца» на все лады, и в ушах невольных слушателей его имя зазвучало отдаленной канонадой. Где-то в одном из концов коридора, перекатываясь эхом и нарастая с каждой минутой, застучала, затараторила пулеметная очередь.

— Пригнитесь, — посоветовала Люси.

Джулия воспроизвела ее нахальный тон:

— А то что?

— А то останутся от тебя рожки да ножки!

Ее такая перспектива совсем не обрадовала, и она без дальнейших пререканий сползла на пол. Когда туда же неловко приземлился Актеон, все трое отчетливо различили звуки пальбы под аккомпанемент криков ожесточения и ужаса. Джулия сама чуть было не закричала, когда, свистя и громыхая, невидимые орудия внезапно вспороли диванную спинку, а дорогим заграничным акварелям досталась изрядная порция пуль. Представительные синьоры в костюмах от Гуччи и Диор, пришедшие полюбоваться на творения искусства, неестественно задергались под свинцовым градом и обмякли, страшные, изуродованные, словно чучела. Заливая ламинат, брызнули кровавые фонтаны, и вот стрельба переместилась уже в соседние комнаты, где, изрыгая лавины огня и металла, пулеметы отстрочили положенное число раз. Затем еще и еще, дальше и дальше, в сторону парадной залы.

Джулию парализовал отвратительный, тошнотворный страх, ей сдавило грудь, гулко и мучительно забилось сердце, а с губ бесшумно слетело имя Кристиана. Почему, о, почему он не с ней? Он защитил бы ее от всех напастей, избавил бы от оков, вырвал бы из этого проклятого места! Страх вскипал в ней изнутри, сжимая сердце подобно обжигающим тискам и порождая острую, пронизывающую боль. Сдавливая ей горло, он не мог найти выхода в слезах, и она терзалась, будучи не в силах ни встать, ни пошевелить конечностями. Резко повернув голову, так, что мышцы пронзила судорога, она глянула на Актеона. Тот никогда не слыл храбрецом, и бравада в такие мгновения была ему несвойственна. Выпучив глаза, точно с ним случился приступ гастрита, он сидел, обхватив руками живот и по-утиному вытянув шею. Страх смерти сковал и его. Одна Люси беззвучно посмеивалась, кривя рот, и косила глаза то на грека, то на итальянку.

— Я могла бы, — сказала она, оскалясь, — позволить им убить вас. Но что-то очень уж нехитрая вышла бы расправа. Не-е-ет, у меня для вас есть кое-что получше…

Актеон не сдержал негодования:

— Как?! Ты именно затем притащила нас в этот притон? Что мы тебе сделали?!

— Ты посмертно завещал мне свое состояние, — сказала она, ткнув полированным ногтем ему в грудь. — А она, — желчно процедила Люси, дернув рукою в наручнике, — бесстыже и, главное, небезуспешно, уводит у меня Кристиана.

«Уже увела», — отпарировала бы Венто, если б только язык ей повиновался.

Меж тем, топоча и перебраниваясь, по коридору сновали Моррисовы наемники, истошно кричали влекомые за волосы женщины — их нарочно не расстреляли, чтоб позабавиться; слышался треск и скрежет разрываемой на трупах одежды — у модных парижских кутюрье непременно случился бы инфаркт.

Джулия почувствовала, как липнет к спине ткань дорогого платья, как пристал к коже плоский браслет из жадеита, и ей безотчетно захотелось заползти под диван и пролежать там до тех пор, пока обшаривающие мертвецов «стервятники» не уберутся восвояси. Но Люси приковала ее к себе кольцом наручников — никуда от нее не денешься. А что до Актеона, то его и приковывать бы не пришлось — так он побелел, так ослаб, что не в состоянии был сделать ни шага. Вот-вот нагрянут в комнату Витражей люди Дезастро, и ее, Джулию, растерзают, как тех несчастных женщин, а в грека выпустят очередь из винтовки и оберут до последней ниточки.

«Но что бы ни случилось, — подумала она, затрясшись в немом приступе рыдания, — что бы ни случилось со мной… Синьор Кимура, я буду думать о вас».

Тут, откуда ни возьмись, прямо перед Актеоном, бессильным оторвать взгляд от тесьмы на своих брюках, возникли два черных ботинка сорок пятого размера. Они угрожающе потопали, прочно обосновались на полу, и громогласный голос, от которого беднягу прямо-таки перекорежило, откуда-то сверху протрубил:

— Обжарьте меня в чесночном соусе и приправьте шафраном! Кто это у нас здесь?!

Глава 27. Наветы и противостояние

На Люси этот голос произвел поистине преображающее действие: она распрямилась, нацепила на себя маску раболепия и даже пару раз сверкнула глазами.