Калинова яма - [82]
ОТВЕТ. Да.
ВОПРОС. Ну как? Согласны?
ОТВЕТ. Согласен.
ВОПРОС. Как хорошо, когда попадаются сговорчивые люди. Особенно сговорчивые люди, которые любят жить. Но подробности мы обсудим уже завтра.
ОТВЕТ. А сейчас вы отправите меня спать?
ВОПРОС. Если бы все было так просто… Еще пара вопросов.
Из воспоминаний Гельмута Лаубе. Запись от 10 сентября 1969 года, Восточный Берлин
Как я уже говорил, для любого заключенного лагерная больница казалась недостижимым раем. Попасть в больницу означало, что ты не работаешь и ешь. Об этом мы и мечтать не могли. Я видел симулянтов, которые в отчаянии прокусывали себе язык до крови и делали вид, что харкают кровью. Глупые. Мне повезло. Я получил самый настоящий туберкулез — билет в светлое будущее на Колыме.
Со словами о рае я, конечно, перегнул, но все познается в сравнении.
На Колыме туберкулез не лечат — этот климат губителен для легких. После обследования больных отправляют в лагеря Большой Земли, где условия, конечно, в разы лучше (если, конечно, понятие «лучше» здесь вообще применимо). Скажем так: оказавшись на больничной койке Среднебеллага после барака и ежедневных изнуряющих работ, после пробирающего до костей холода и постоянной борьбы за выживание, я почувствовал себя так, будто получил свободу. Но из одного ада, где царит вечная борьба и ненависть, я попал в другой — в ад медленного угасания, липкой и тягучей смерти, в место, где каждый день засыпают и не просыпаются, в логово харкающих кровью безнадежно больных.
Заведующим туберкулезным отделением местной лагерной больницы был русский немец из Поволжья, звали его Карл Иванович Бергнер. Узнав мою фамилию, он заинтересовался мной уже при первом осмотре.
— Ну что, — сказал он, осмотрев мои документы. — Что русскому хорошо, то немцу смерть, да?
Я промолчал, потому что к горлу опять подкатывал приступ кашля.
— Ничего, ничего. Сразу скажу, что у вас неплохие шансы не умереть. Вам повезло, что вы здесь, иначе… Когда вы заболели, десять дней назад? Иначе вы были бы уже мертвы. А вообще, удивительно, что вы выдержали путь сюда. На корабле и на поезде, да? Удивительно.
Прокашлявшись, я вдруг осознал, что впервые за все эти годы услышал обращение на «вы».
Доктор был совсем не похож на немца — широкое скуластое лицо, вьющиеся волосы с блестящей плешью и по-русски открытая улыбка: русские не улыбаются без причины, но когда они улыбаются, будьте уверены, что они делают это искренне. Другой вопрос — из каких побуждений.
Всякий раз во время осмотра Бергнер будто бы пытался заговорить со мной о чем-то, что интересовало его, но затем сам же сворачивал разговор за любезной улыбкой, сославшись на другие дела. Мне же он тоже стал интересен — в конце концов, впервые за долгое время я увидел не то чтобы соотечественника, но хотя бы человека, чья фамилия звучит на одном языке с моей.
Я выздоравливал медленно и тяжело. Палата не сильно отличалась от колымского барака, а присутствие смерти здесь ощущалось намного сильнее. В воздухе постоянно висел нестерпимый запах крови, пота и грязного тряпья. На соседней койке за первую неделю сменили трех больных. За две недели обновилась вся палата, кроме меня. Я же упрямо хотел жить назло всему.
Когда Бергнер заходил в палату, своей улыбкой и сияющими очками на добром лице он больше напоминал не доктора, а священника. Голос его был всегда тихим и ровным, даже когда он ругался на работников больницы, не сменивших вовремя грязную посуду и не убравших окровавленное белье. Мне он казался добрым ангелом смерти. Каждый раз, когда люди умирали прямо на его (и моих) глазах, он нервно подергивал правым уголком рта и протирал краем халата очки. Он делал так всегда — наверное, это было нечто вроде рефлекса. Что он чувствовал? Я не знаю.
На исходе второй недели рядом со мной положили очень разговорчивого больного. Выглядел он намного хуже меня, но говорил много и охотно, несмотря на то что почти каждая его фраза обрывалась кашлем.
Разговор он начал на позитивной ноте.
— Помирать, так с музыкой, да? — сказал он, покосившись на меня.
— Я бы еще немного пожил, — ответил я.
— Ты-то, может, и поживешь, а я такого повидал, что и жить неохота уже. Пускай чахотка забирает нахрен. Ты же не воевал, да?
— Нет.
— А я на Финской отвоевал. Потом в Ленинграде дел натворил и тут оказался. Пуля не убила, приговор не убил, так теперь зараза эта убьет. Ты извини, если что, не хочешь говорить — скажи. Я всегда много говорил.
Мне хотелось говорить. В конце концов, люди здесь разговаривали мало. Они даже не всегда могли говорить.
— А каких дел ты натворил? — поинтересовался я.
— После войны совсем головой тронулся, баба не дождалась, стал чудить… Ну, как чудить. Булочную ограбил. Ты никогда не грабил магазины?
— Нет, — признался я.
— Попробуй, это весело!
— Вряд ли у меня в ближайшее время получится.
Он снова зашелся глухим кашлем.
— Пробираешься с ребятами в ночи со двора, вырубаешь сторожа рукояткой нагана, ломаешь замок, потрошишь кассу. Благодать. А я ничем таким никогда не занимался, даже в детстве в деревне у соседей не воровал никогда. Ребята подговорили. Ну да, а я согласился. Дурак, да? Кто ж знал, что сторож коней двинет, а рядом как раз патрульные. На войне, знаешь, как-то оно все попроще было, — он опять закашлялся. — Ты убиваешь, а тебе за это ничего. Ты когда-нибудь убивал?
Загадочные события, разворачивающиеся в закрытом городе Покров-17 Калужской области в октябре 1993 года, каким-то образом связаны с боями, проходившими здесь в декабре 1941-го. И лично с главным героем романа, столичным писателем и журналистом, которого редакция отправляет в Покров-17 с ответственным заданием. Новый захватывающий триллер от автора «Калиновой ямы» и «Четверо», финалиста премии «Национальный бестселлер», неподражаемого Александра Пелевина.
1938 год, Крымская АССР. Молодой следователь уголовного розыска прибывает в курортный городок на побережье Черного моря, чтобы раскрыть зверское убийство профессора астрономии. 2017 год, Санкт-Петербург. В городской психбольнице появляется пациент, утверждающий, будто с ним общается женщина с далекой планеты, переживающей катастрофическую войну и гибель цивилизации. 2154 год. Космический корабль «Рассвет» совершает первый в истории человечества межзвездный перелёт к планете Проксима Центавра b в поисках внеземной жизни. Три истории сплетаются воедино, чтобы в итоге рассказать о вечном зле, которое всегда возвращается.
В романе «Здесь живу только я» переплетаются две одновременно существующие реальности. Одна соткана из советских сказок 20-х и 30-х годов. Здесь в волшебном городе Ленинграде живет красноармеец Петр, здесь мудрый Ленин, котики и ильич-трава. Здесь Гражданская война превращается в мифическое полотно из фантасмагорий, гротеска и визионерства — но без малейшей доли модного нынче постмодернизма. Здесь нет места для любимой нынче иронии — все настолько серьезно, как только может быть серьезно в сказке. Но эта сказка — о войне.Другая реальность, в которой тоже будет место войне, пусть и ненастоящей — условное наше время, где живет другой Петр, типичный петербургский интеллектуал-одиночка, дитя постинформационного общества.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.