Калинова яма - [3]

— Когда планируется поездка?

— В конце лета или начале сентября.

— Спасибо. Как вы считаете, насколько возможен подобный исторический проект в нынешних непростых условиях? В Европе война.

— Уверен, до острова Рюген война не доберется. Я являюсь твердым последователем мирных и добрососедских отношений с Советской Россией. Мы должны развивать сотрудничество во всех сферах, и особенно, на мой взгляд, в изучении истории. Прошлое сближает в настоящем.

— Полагаете, наши народы тесно связаны историческим прошлым?

— Разумеется. Наша история неоднократно соприкасалась и сочеталась в самых причудливых вариантах. Хочется надеяться, что впредь мы будем сотрудничать на благо нашего общего будущего.

— Планируются ли какие-то события в сфере культуры и искусства?

— Конечно. Я даже не смогу сейчас вспомнить все проекты, к которым мы готовимся… Скажем, в июле мы хотим дать в Москве концерт джазовых музыкантов из Германии. В сентябре в Мюнхене запланирован большой фестиваль народных песен, на который мы уже пригласили творческий коллектив из Архангельска. Я слышал их песни — в них непередаваемое очарование Русского Севера, которое, я уверен, найдет свое место в сердцах немецких слушателей.

— Вам нравятся русские песни?

— Конечно. Я помню, как меня поразила до глубины души песня об умирающем в степи… как это…

— Ямщике?

— Да-да. Степь да степь кругом, путь далек лежит, в той степи глухой умирал ямщик.

— Очень мрачная песня.

— Мы, германцы, любим трагизм. Это у нас в крови. Трагическое величие смерти всегда было любимой темой наших поэтов и музыкантов.

Кестер допил кофе, подозвал официанта и попросил принести еще. Сафонов оглядел зал: кроме них в ресторане по-прежнему не было никого, кроме уставших американцев. Один из них, судя по всему, был готов уснуть прямо за столом.

— А, да, — продолжил Кестер. — Еще мы договорились с Ногинским заводом о выпуске серии грампластинок немецких исполнителей. Марика Рёкк, Эрик Хелгар, Ханс Бунд — скоро вы сможете купить их в Москве в новейших изданиях и в хорошем качестве.

— К слову, Ханс Бунд у нас уже выпускался. У меня есть пара пластинок. Но разве джаз в Германии сейчас не подвергается остракизму?

— А в Советском Союзе? — улыбнулся Кестер.

— Как сказать. Все равно эту музыку любят и слушают. — Сафонов слегка смутился и вычеркнул что-то в блокноте.

— Вот так же и у нас. Музыка — величайшая объединяющая сила. Главное, чтобы она не призывала молодежь к разрушению и саморазрушению. За этим у нас следят. И у вас тоже.

— Согласен. А вы сами любите джаз?

— Честно — да. Очень. Даже американский. Только не пишите об этом, а то некоторые мои товарищи могут дать мне за это по голове, — Кестер рассмеялся.

— Как скажете.

Сафонов вновь посмотрел на компанию американцев: они медленно и лениво поднимались с кресел и собирались уходить. Один из них копался в бумажнике, чтобы расплатиться.

— И напоследок, — Сафонов с облегчением вздохнул. — Как вы можете оценить перспективы советско-германского сотрудничества в культурной сфере?

— Перспективы прекрасны. Мы гораздо ближе, чем может показаться на первый взгляд. Мы — разные народы с разным национальным характером и разным темпераментом, но если мы будем вместе работать на благо нашего будущего, мы добьемся ошеломительного успеха. Так и будет: я в этом более чем уверен.

— Спасибо за яркое интервью.

— Не стоит благодарности. Мне очень приятно общаться с вами.

Сафонов вновь посмотрел в дальний угол: американцы расплатились и пошли к выходу. Кестер тоже наблюдал за ними. Между собеседниками повисло недолгое молчание, пока туристы выходили из ресторана.

Сафонов захлопнул блокнот и нервно повертел в пальцах ручку. Затем он подозвал официанта:

— Будьте добры, два темных пива, пожалуйста.

Когда официант удалился, Сафонов слегка понизил голос, но почти не сменил тона.

— А теперь, Клаус, давайте о деле. Я очень долго добивался разрешения на это интервью.

Кестер снова протер очки и ответил таким же слегка пониженным голосом:

— Зачем вы предложили этот ресторан? Мы тут как на ладони. И эти американцы, — он кивнул на опустевшее место в дальнем углу. — Да и официант.

— Вы полагаете, один из американцев?

— Тот, что делал вид, будто засыпает за столом.

— А официант?

— С большой долей вероятности. Еще я видел мужчину, который минут десять курил за окном. Одну за другой. Постоял, выкурил три папиросы и ушел.

— Но мы провели интервью. Если они и слушали, то теперь все нормально. Лишняя паранойя вредна, Клаус, и вы, как никто другой, это знаете.

Кестер промолчал. Его лицо больше не показывало ленивой расслабленности: глаза его нервно бегали по сторонам.

— Вы железный человек. Завидую. Я уже старый, нервы ни к черту, — Клаус снова посмотрел в окно. — Завтра я возвращаюсь в Берлин. Несколько моих коллег тоже. Некоторые уже уехали вчера, другие уедут сегодня или завтра.

— Так скоро? Вы полагаете…

— Я знаю.

Оба замолчали и стали смотреть в окно: официант принес пиво. Сафонов поблагодарил его и попросил счет. Официант вновь удалился.

— Когда? — встревоженно спросил Сафонов.

— Не знаю, но очень скоро. Точно знаю, что у нас еще как минимум десять дней. Но меня отзывают обратно уже сейчас. Более того: на Чистом переулке