Калинин - [20]

Прошли Петрозаводск. В памяти от него осталась тесная тюрьма да самодур начальник, запретивший пользоваться книгами. В отсутствие заключенных обыскали их вещи и все книги изъяли. Среди изъятых нашлась и одна нелегальная — о восьмичасовом рабочем дне. Начальник тюрьмы взбеленился. Из жандармерии пришел ротмистр, начал производить дознание. Похлопывая тоненькой брошюркой по ноге, вопрошал, обращаясь преимущественно к Калинину:

— Ну-с, так чья же это книжка?

Пряча ироническую ухмылку в усы, Калинин отвечал, что-де ничья она и, надо полагать, начальник тюрьмы сам ее и подбросил во время обыска.

Нахальство как-то очень быстро слетело с ротмистра. Он растерянно поглядывал то на Калинина, то на начальника тюрьмы, который от возмущения не мог вымолвить ни слова.

— Что же теперь делать с этой брошюрой? Калинин серьезно ответил:

— А вы отдайте ее мне. Я люблю читать хорошие книжки…

Книжку ротмистр, конечно, не отдал, но «дознание» на этом прекратил.

От Петрозаводска до Повенца, куда была определена ссылка, еще двести верст. Весь этот путь политические прошли пешком. Шли медленно, подолгу задерживались на этапах. По дороге, нарушая инструкцию, часто беседовали с приставленным конвоиром — сапожником из Повенца. Тот охотно рассказывал:

— Повенец там, где свету конец. Уездный городишко, тысяч около двух жителей. Ссыльных порядком. Тюрьмы нету. Работу найти трудно.

Все оказалось так, как рассказывал конвоир.

После всяких формальностей было объявлено, что Калинину с Правдиньш надлежит отбывать срок в Мендусельге — 75 верст от Повенца, в Заволокину — того дальше — в Шунгском погосте.

Но Калинин никуда не поехал. Подал прошение: жду, дескать, семью, прошу поселить пока в Повенце. Разрешение было дано, и Калинин сначала временно, а потом и постоянно обосновался в основной колонии ссыльных. Через несколько месяцев вернулся из Мендусельги Правдин и поселился в одной комнате с Михаилом Ивановичем.

Работенку найти все же удалось. Устроился он в кузницу молотобойцем и, кроме того, брал на дом для переписки деловые бумаги у податного инспектора. За переписку листа тот платил шесть копеек. Работа была непостоянной, и часто приходилось сидеть на хлебе с квасом.

В свободное время, а его было совсем мало, Калинин читал. Книг не хватало. С радостным удивлением он получил однажды извещение о посылке. Вскрыл объемистый ящик, и первое, что бросилось в глаза, были книги, газеты. Под книгами лежали теплые вещи, а на самом дне — набор слесарных инструментов. Это эстонские рабочие передавали привет своему русскому товарищу. Потом переписка с Ревелем стала регулярной. Татьяна Александровна Словатинская писала о всех новостях, о том, как набирает сил ревельская организация большевиков.

Для партии наступили тяжелые времена. Захватив руководящие центры, меньшевистские лидеры прилагали всяческие старания, чтобы расколоть партийные организации на местах. Споры и дебаты разгорелись по всей стране. Не миновали они и Повенца. В центре внимания было обращение двадцати двух большевиков «К партии», принятое под руководством Ленина в Швейцарии. Обращение призывало к борьбе за созыв III съезда.

В небольшой комнатке повенецкой старожилки Авдотьи Родионовны Юшковой гремели страстные речи. Калинин уже в первые месяцы пребывания в ссылке сделался признанным вожаком большевиков. Неутомимо отстаивая ленинские взгляды, он оттачивал умение убеждать, доказывать свою правоту — умение, которое он пронесет через всю свою большую и яркую жизнь.

Нелегко было вести революционную работу под наблюдением полицейских стражников. Подчас с контрольными визитами заглядывал сам исправник, но особенно выслуживался стражник Климов, юркий, недалекий ханжа с бегающими глазами. Михаил Иванович частенько подшучивал над ним. А тот, принимая все, что ему ни скажут, за чистую монету, полагал, что Калинин ему доверяет.

Михаил Иванович, смеясь, как-то заметил Правдину, что Климов всерьез убеждает его в своей дружбе.

— Ну да ничего! Вот я его ужо проучу!.. Был бы случай.

Как-то раз в Повенец за покупками приехал пономарь из далекого села. Михаил Иванович пригласил его чаю попить, а Климов тут как тут! Покрутился, повертелся, стал выжидать, когда Калинин один останется. А когда дождался, бросился в избу.

— Это что ж за гость был у тебя, Михаил Иванович?

Калинин напустил на себя загадочный вид. Поглядывая исподлобья, спросил:

— Донесешь ведь или проболтаешься? Стражник истово перекрестился, глаза нетерпеливо забегали.

— Вот те крест! Умру — никому не скажу!

Михаил Иванович встал, прикрыл поплотнее дверь, задернул зачем-то занавеску и пальцем поманил Климова.

Тот подбежал на цыпочках, стараясь не греметь сапожищами. Вытянул шею, вслушиваясь в свистящий шепот Калинина:

— Ссыльный… Бежал из Архангельска… В Петербург пробирается.

Климов поспешно понимающе кивал головой, а едва Калинин кончил, стал торопливо прощаться.

О дальнейших событиях рассказал Калинину Правдин. Запыхавшись, Климов ворвался в лавку, где пономарь набивал дорожную сумку.

— А ну, голубчик, предъяви пачпорт. Пономарь опешил.

— Что ты, родимый. Я ж лицо духовное, паспорта сроду не имел.