Калигула - [196]
38
В большом зале стояли длинные столы. На возвышающейся трибуне блестел золотом стол императора — чудесное творение мастеров-резчиков — с отделкой из слоновой кости и шлифованного камня.
Во время таких торжественных обедов Цезония сидела рядом с императором, а места напротив предназначались для сменяющих друг друга гостей, которые удостаивались чести быть приглашенными Калигулой. За спиной императора охрана образовала плотный полукруг, чтобы и мышь не смогла проскочить незамеченной, а впереди, у основания трибуны, в три ряда выстроились германцы, и любой осмелившийся без приглашения приблизиться к императору, неминуемо должен был натолкнуться на меч или копье.
Уже несколько недель император звал к столу только тех, кого считал абсолютно безобидными, а ими были прежде всего поэты и возничие.
Сегодня напротив него сидел Клавдий Цезарь, которого доставили с загородной виллы, чтобы продемонстрировать согласие и единство в императорской семье. С тех пор как Ливилла и Агриппина отправились в ссылку, она состояла только из Калигулы, Цезонии и Клавдия.
В начале обеда император приказал явиться Каллисту. Калигула показал рукой в зал.
— Мне кажется, некоторые места остались пустыми. Возьми двух писарей и сверь списки приглашенных с присутствующими. А потом перепиши всех, кого нет. Эти имена мне особенно любопытно узнать…
«И я знаю почему», — подумал Каллист, прикидывая, как бы затянуть с выполнением поручения.
Прежде чем внесли первые блюда, Калигула уже выпил несколько кубков вина, что только усилило его тревогу.
— Император, ты хотел открыть примирительный обед короткой речью, — напомнил Каллист.
Когда дело касалось выступлений, Калигула чувствовал себя уверенно, поскольку считал себя лучшим оратором эпохи. Но сегодня он забыл подготовиться, а кроме того, вино уже ударило в голову.
Мысли его роились, как пчелы в улье, и привести их в порядок было тяжело.
Император встал, и тут же наступила тишина. Один из гостей опрокинул кубок с вином, который со звоном покатился по мраморному полу.
— Схватить! — крикнул Калигула. — Это оскорбление величия! Схватить и заковать в железо — пригодится на следующих играх!
Германцы вывели несчастного. Теперь воцарилась такая тишина, что было слышно биение сердец.
— Я решил проявить милость и отпраздновать с вами, патрициями и сенаторами Рима, примирение.
Калигула остановился, выпил еще глоток вина и мрачно посмотрел на опущенные головы и неподвижные лица. Как он их всех ненавидел!
— Но примирение не любой ценой! Я знаю, что половина из вас скорее желает видеть меня мертвым, чем сидящим за этим столом, и скоро выясню, кто принадлежит к ней. Возможно, это послужило бы примирению, если бы мои враги сознались добровольно. Тогда бы я проявил милость и просто прогнал их из Рима. Кто хочет воспользоваться предложением, прошу.
Калигула обвел присутствующих холодными, неподвижными глазами, заглядывая при этом каждому в лицо — эту способность он приобрел благодаря долгим тренировкам. Но старался император напрасно, поскольку многие просто опустили головы.
«Может быть, это худшие? — раздумывал Гай Цезарь. — Они не хотят, чтобы я определил по глазам, у кого нечиста совесть. А вдруг те, кто встретил мой взгляд, сделали так, чтобы обмануть, разыграть невиновность? От этого можно прийти в отчаяние!»
Калигула отвел взгляд. Он почти физически ощутил, как ненависть, жажда мести и страх хлынули на него из зала. Принцепсу понадобились все силы, чтобы подавить желание их всех, без разбору, женщин и мужчин, старых и молодых, схватить и тут же обезглавить.
— Значит, никто не хочет сознаться… Что ж, я так и думал…
Валерий Азиатик, который по-прежнему считался другом Калигулы и сидел ближе всех к нему, встал.
— Позволь мне сказать, император. Я думаю, что у тебя просто нет врагов. Мы все сидим здесь, наслаждаемся твоим гостеприимством, благодарные за оказанную нам честь… Меня обижает, когда ты предполагаешь, что половина из нас — предатели. Разве мы давали повод для таких упреков?
Калигула попытался успокоиться.
— Да-да, я знаю тебя, Азиатик… Ты всегда был на моей стороне. Но почему ты говоришь за других? Ты им доверяешь?
— Некоторым, да…
— Вот именно! — воскликнул император. — Некоторым и я доверяю. Но те многие, которых я не знаю или знаю плохо?
— Но подозрительность должна иметь границы, — сдержанно сказал Азиатик.
Калигула зло рассмеялся.
— Если бы я думал, как ты, меня давно уже не было бы в живых.
Херея, который вместе с Сабином стоял неподалеку от императора, размышлял во время этого разговора, принесет ли удачу неожиданный удар. При этом он оставался абсолютно спокойным — сердце билось ровно. Император возлежал за своим столом, а перед ним стояли германцы с мечами наготове. К столу можно было броситься бегом или подойти не спеша, как будто желал сообщить что-то важное. Или еще лучше — наклониться к Клавдию, будто новость предназначена для него. Потом молниеносно вытащить меч и попытаться нанести удар через стол. В тот же момент его растерзают охранники, и возможности ударить еще раз, для верности, не будет. Херея отбросил эту мысль. Глупо так поступать, не говоря уже о том, что германцы по приказу Калигулы устроят среди гостей кровавое побоище. Нет, подходящий момент еще не наступил.
Египет. Времена правления Рамзеса II. Эпоха истории человечества, когда государствами правили Цари Небесных Династий, те, кто считался живым воплощением богов. Мечтая прославить имя любимой жены Нефертари, Рамзес II приказал молодому и талантливому скульптору Пиайю воздвигнуть величественный храм в ее честь. Но, создавая свой шедевр, скульптор хотел воспеть совсем другую женщину — дочь Рамзеса Мерит.
Имя Клеопатры до сих пор звучит захватывающе и волнующе. Легендарная египетская царица, вершившая историю, образованная и смелая, великодушная и расчетливая, — она не утратила своего очарования и по сей день.Под пером Зигфрида Обермайера история оживает. Автор ведет повествование от лица личного врача Клеопатры, и благодаря этому сквозь великие события проступает драма женщины, обожествляемой современниками, которая со всеми ее чувствами и страстями была всего лишь смертным человеком.
Британские критики называли опубликованную в 2008 году «Дафну» самым ярким неоготическим романом со времен «Тринадцатой сказки». И если Диана Сеттерфилд лишь ассоциативно отсылала читателя к классике английской литературы XIX–XX веков, к произведениям сестер Бронте и Дафны Дюморье, то Жюстин Пикарди делает их своими главными героями, со всеми их навязчивыми идеями и страстями. Здесь Дафна Дюморье, покупая сомнительного происхождения рукописи у маниакального коллекционера, пишет биографию Бренуэлла Бронте — презренного и опозоренного брата прославленных Шарлотты и Эмили, а молодая выпускница Кембриджа, наша современница, собирая материал для диссертации по Дафне, начинает чувствовать себя героиней знаменитой «Ребекки».
Героя этой документальной повести Виктора Александровича Яхонтова (1881–1978) Великий Октябрь застал на посту заместителя военного министра Временного правительства России. Генерал Яхонтов не понял и не принял революции, но и не стал участвовать в борьбе «за белое дело». Он уехал за границу и в конце — концов осел в США. В результате мучительной переоценки ценностей он пришел к признанию великой правоты Октября. В. А. Яхонтов был одним из тех, кто нес американцам правду о Стране Советов. Несколько десятилетий отдал он делу улучшения американо-советских отношений на всех этапах их непростой истории.
Алексей Константинович Толстой (1817–1875) — классик русской литературы. Диапазон жанров, в которых писал А.К. Толстой, необычайно широк: от яркой сатиры («Козьма Прутков») до глубокой трагедии («Смерть Иоанна Грозного» и др.). Все произведения писателя отличает тонкий психологизм и занимательность повествования. Многие стихотворения А.К. Толстого были положены на музыку великими русскими композиторами.Третий том Собрания сочинений А.К. Толстого содержит художественную прозу и статьи.http://ruslit.traumlibrary.net.
Знаете ли вы, что великая Коко Шанель после войны вынуждена была 10 лет жить за границей, фактически в изгнании? Знает ли вы, что на родине ее обвиняли в «измене», «антисемитизме» и «сотрудничестве с немецкими оккупантами»? Говорят, она работала на гитлеровскую разведку как агент «Westminster» личный номер F-7124. Говорят, по заданию фюрера вела секретные переговоры с Черчиллем о сепаратном мире. Говорят, не просто дружила с Шелленбергом, а содержала после войны его семью до самой смерти лучшего разведчика III Рейха...Что во всех этих слухах правда, а что – клевета завистников и конкурентов? Неужели легендарная Коко Шанель и впрямь побывала «в постели с врагом», опустившись до «прислуживания нацистам»? Какие еще тайны скрывает ее судьба? И о чем она молчала до конца своих дней?Расследуя скандальные обвинения в адрес Великой Мадемуазель, эта книга проливает свет на самые темные, загадочные и запретные страницы ее биографии.
На необъятных просторах нашей социалистической родины — от тихоокеанских берегов до белорусских рубежей, от северных тундр до кавказских горных хребтов, в городах и селах, в кишлаках и аймаках, в аулах и на кочевых становищах, в красных чайханах и на базарах, на площадях и на полевых станах — всюду слагаются поэтические сказания и распеваются вдохновенные песни о Ленине и Сталине. Герои российских колхозных полей и казахских совхозных пастбищ, хлопководы жаркого Таджикистана и оленеводы холодного Саама, горные шорцы и степные калмыки, лезгины и чуваши, ямальские ненцы и тюрки, юраки и кабардинцы — все они поют о самом дорогом для себя: о советской власти и партии, о Ленине и Сталине, раскрепостивших их труд и открывших для них доступ к культурным и материальным ценностям.http://ruslit.traumlibrary.net.
Повесть о четырнадцатилетнем Василии Зуеве, который в середине XVIII века возглавил самостоятельный отряд, прошел по Оби через тундру к Ледовитому океану, изучил жизнь обитающих там народностей, описал эти места, исправил отдельные неточности географической карты.