Калифорнийская тайна Никсона и Громыко - [4]

Шрифт
Интервал

Представь, читатель, то были целые и битые тарелки
Конфигураций и конструкций разных и любых объёмов.
На корпусе у всех окошечки или щелевые стрелки,
А также заметны мини-дверцы, надписи как рисунки.
Есть на них и неопознанные иероглифы, цифры, точки,
Определяя также этим свой цивилизованный подъём.
Сам бункер напоминал искателям чуда простой ангар
Для укрытия, хранения разных реактивных самолётов:
Вширь и вверх примерно на метров тридцать пять;
В длину лишь сто, коль на глазок тут грубо измерять.
Но везде здесь по табличкам, как особенный товар,
Разложены были разновидности этих звездолетов.
Пощупать НЛО чтоб или погладить просто их рукой,
Хотелось бы мечтать каждому о фантастике такой.
А здесь кругом по ним уж так ладонями натрёшься,
Как будто въяве по иному измерению пройдёшься.
И мимолётная по времени такая вот преграда
Была всем нашим путникам как величайшая награда.
На все вопросы президент Никсон только им сказал,
Что отвечать на них бесполезно, да и невозможно.
Не потому, что он кому-то так строжайше наказал,
А потому, что они, к сожалению, сами, как ни странно,
Не доросли ещё до своих сородичей, так сказать, умом,
Не знают, как смотреть на них под правильным углом.
Но, к счастью, всё же кое-что они узнали мельком,
Открылась им лазейка раз, как будто ненароком,
И выяснилось: звездолёты эти заряжены одной душой,
Чтобы от звезды к звезде лететь светящейся стрелой.
Магнит обычный, расщепленный, в тарелке диски кружит,
А плазменные лучи во чреве им ускорителями служат.
А сейчас, к примеру, для всех разбитых или целых блюдец,
Не найден нужный ток для их буйных, так сказать, сердец,
И потому компьютеры немы от чужеродного им света.
К сожаленью, от того, мол, нет нам ни привета, ни ответа.
Копошатся лишь вокруг этих прекраснейших моделей,
Осознавая, что они находятся, как бы под ихней дулей.
«Одним словом, сколько ни бились над этим ученые отцы, —
Заканчивая примерно так, тут Никсон стал за гида говорить, —
Да всё напрасно, чистосердечно свидетельствуем мы.
Не знаем толком даже, как с этим дальше поступать,
Но видно лишь, во Вселенной этих НЛО полным-полно,
И ими нас интригуют инопланетяне ловко, как бы заодно».
«Однако, – на сей раз продолжил гид – ученый-академик, —
Сумели мы разгадать случайно на обломке НЛО одном
Иероглифы, начерканные на ихнем язычке инопланетном.
Но чтоб вопрос у вас, одушевленный, с ходу не возник,
Сейчас прочту вам, господа, те трудные переведенные слова.
Стишком, который заучил, послушайте, как начинается строфа:
«Раствор магнита и ещё живая ртуть, как суть,
Даёт космическому аппарату к звёздам путь.
В своём чудесном и простом устройстве,
Даёт молниеносное движение в пространстве.
Необъятная Вселенная совсем не пустота,
Поскольку в ней есть всё: ширь, глубь и высота.
Но только все галактики ведут себя всегда,
Как расплюснутые рыбы в глубоких океанах…
По их дискам можно и определяться иногда,
Где у Вселенной верх иль низ в её глубинах».
Да, читатель мой, неописуема для смертных наших глаз
Под этим сводом здешняя такая фантастическая панорама.
Но только президент Америки уже торопится на этот раз.
«Идёмте далее, – сказал он, – ещё не кончилась программа».
И просит всех он у одной двери объёмистой уже собраться,
И прекратить наконец-таки по свалке этой попусту шататься.
И вот лишь путешественники у той самой двери собрались,
Никсон, соблюдая этикет, их вмиг в бункер особый затащил,
А оттуда чуда искателей враз в лифт просторный посадил.
Но едва лишь только двери вмиг с шипеньем в нем закрылись,
На коммунистов какой-то страх сильный панический нашел:
«Не бросят ли нас здесь в подземной шахте, на произвол?»
Но президент доверчиво рассмеялся и, подбадривая, моргнул,
И неуместные, напрасные опасенья их сразу же отвергнул.
«Но разве можно, – успокаивая, сказал он, – вы мои друзья.
Ведь есть же поговорка: «Кто умеет с толком веселиться,
Тому незачем вообще из-за каких-то пустяков страшиться».
К тому ж, вдобавок, к слову, я джентльмен, а не свинья!»
Сей лифт спустил их плавно на один этаж в подземелье,
Где чуда искателей обняла немедленно глухая пустота.
Хоть темновато, но кругом ощутимо ясно: кафель-чистота.
Прохладный дух и неприемлемое для всех полное безлюдье.
И всё же виден был ещё и выход из сумрачного зала
В другую комнату, где стоят шкафы у стенок этого подвала:
Где гид попросил потом, чтоб поскорее им переодеваться.
А для этого вытащить из шкафов тапочки, пилотки и халаты.
Но, только воплотившись в них по-быстрому, как полагается,
Рассмеялись, глядя на себя в трельяж, словно какие-то солдаты.
И, как завороженные, пошли они вперед за проводником опять,
Чтобы время драгоценное, как говорится, зазря не потерять.
И вот, выйдя из раздевалки, вновь они пошли по коридору,
Но все передвигались потихонечку, гуськом и без разговору.
Пока им академик-проводник не приоткрыл заветную дверь
И, извиваясь перед путешественниками, как скользкий червь,
Попросил войти в хранилище, где тайны укрывает сей оплот.
А помещение было то похоже на разинутый пустотелый рот.
Но комната, что на вид померещилась им как пустая,
Была на деле, если приглядеться, совсем, увы, не такая.
Из пластика стеночка её поперёк-пополам разделяла,

Рекомендуем почитать
Манекен Адама

«Это был статный дом. Старый, красивый. И парадные у дома были величественные. В такие нужно входить торжественно, с чувством собственного достоинства. На худой конец, меланхолично-вальяжно, поскрипывая дверными суставами петель.Но Артём и Катя забежали в подъезд стремительно, будто от кого-то прячась. Артём громко шваркнул болоньевой ветровкой с клёпками о стену, а Катя некстати звонко стукнула каблуками туфель, перешедших ей от матери, как только она набрала необходимые 38. Вес, размер, температуру. „В ту зиму я тяжело заболела ангиной“, „Больше недели лежала с высокой температурой“, „И мама обещала…“, но Артём вслушивался больше не в её слова, а в старческий кашель и шарканье переминающихся ног – там, на верхних этажах под куполом.


Тициан

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Долгая и счастливая жизнь

В чем же урок истории, рассказанной Рейнольдсом Прайсом? Она удивительно проста и бесхитростна. И как остальные произведения писателя, ее отличает цельность, глубинная, родниковая чистота и свежесть авторского восприятия. Для Рейнольдса Прайса характерно здоровое отношение к естественным процессам жизни. Повесть «Долгая и счастливая жизнь» кажется заповедным островком в современном литературном потоке, убереженным от модных влияний экзистенциалистского отчаяния, проповеди тщеты и бессмыслицы бытия. Да, счастья и радости маловато в окружающем мире — Прайс это знает и высказывает эту истину без утайки.


Время пастыря

«Время пастыря» повествует о языковеде-самородке, священнике Лунинской Борисоглебской церкви Платоне Максимовиче Тихоновиче, который во второй половине XIX века сделал шаг к белорусскому языку как родному для граждан так называемого Северо-Западного края Российской империи. Автор на малоизвестных и ранее не известных фактах показывает, какой высоко духовной личностью был сей трудолюбец Нивы Христовой, отмеченный за заслуги в народном образовании орденом Святой Анны 3-й степени, золотым наперсным крестом и многими другими наградами.В романе, опирающемся на документальные свидетельства, показан огромный вклад, который вносило православное духовенство XIX века в развитие образования, культуры, духовной нравственности народа современной территории Беларуси.


Ayens 23

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рассказы

Действие рассказов И. Сабо по большей части протекает на крохотном клочке земного пространства — в прибалатонском селе Алшочери. Однако силой своего писательского таланта Сабо расширяет этот узкий мирок до масштабов общечеловеческих. Не случайно наибольшее признание читателей и критики снискали рассказы, вводящие в мир детства — отнюдь не безмятежную и все же щемяще-сладостную пору человеческой жизни. Как истинный художник, он находит новые краски и средства, чтобы достоверно передать переживания детской души, не менее богатые и глубокие, чем у взрослого человека.