Калевала - [52]

— Найдется у меня средство против тучных стад и обильных нив, против солнца и месяца! — зло прошипела Лоухи. — Заточу я в утесе месяц и солнце, застужу морозом все, что вспашешь ты и посеешь, а взошедшее — побью железным градом! Из лесной чащи вышлю я медведя, чтобы терзал он жеребят и пожирал твои стада, а весь народ твой изведу мором, чтобы и памяти о нем не осталось!

— Не страшны мне ни лапландские, ни сариольские чары! — ответил Вяйнемёйнен. — Один лишь Укко ключами судьбы владеет, а тебе, чудищу, они в руки не дадутся! Если доверюсь я Укко, то сохранит он мои посевы от чужих заклятий, и в утес тебе впору будет запирать беду и злобу, а не лунный свет и золотое солнце! И медведя из леса высылай на собственный выгон — на погибель стадам Сариолы!

Поняла хозяйка Похьолы, что неизбежно ослабнет теперь ее могущество, раз ушло в глубины моря разбитое Сампо, раз упустила она свое богатство. Со скорбным клекотом, подхватив безымянным пальцем маленький осколок пестрой крышки, взмыла орлица в небо и полетела в Сариолу — оттого и поныне бедна угрюмая Похьола и мало у лапландцев хлеба.

А лодка героев Калевалы тем временем причалила к пристани, и, сойдя на берег, собрал мудрый Вяйнемёйнен на песке осколки Сампо, которые вынес из моря прибой. Те осколки посеял вещий старец на мысу в землю, чтобы росли они и преумножались, чтобы преобразились в славную рожь для хлеба и прекрасный ячмень для пива, чтобы одарили Калевалу изобилием и счастьем. А посеяв куски Сампо, запел Вяйнемёйнен такую руну:

— Укко славный, Укко сильный!

Не скупись, отец, на милость —

Дай нам счастия отведать

И достойно жизнь закончить

В осиянной Калевале!

Защити, всесильный Укко,

От мужей, таящих злобу,

И от жен, на козни щедрых!

На земле уйми злых духов

И в воде дурные силы!

Чадам стань своим опорой —

Пусть сияет славно солнце,

Пусть в ночи блистает месяц,

Ветры пусть не дуют злые,

Пусть не хлещет землю ливень

И не студит поле холод!

Возведи до неба стену

По краям моей отчизны,

Чтобы враг не мог похитить

Те плоды, что мы взрастили,

Чтоб злодей не мог пробраться

В наши мирные жилища

Никогда, покуда блещет

Золотой на небе месяц!

41. Вяйнемёйнен ладит новое кантеле

Цвела и благоденствовала земля Калевалы, ибо даже обломки Сампо принесли ей изобилие и счастье, но не давала Вяйнемёйнену покоя мысль об утраченном кантеле. Горевал в душе песнопевец, что унесли его утеху волны и теперь достался многострунный короб на забаву Ахто и девам Велламо. Решил мудрый Вяйнемёйнен достать кантеле из глубин моря и, зная, что не вернет его своею волей Ахто, попросил Ильмаринена выковать ему железные грабли с медной рукояткой, чтобы смог он прочесать морское дно. И выковал кузнец песнопевцу грабли — в каждом зубе у них по сто сажен, а рукоять длиною в версту. Взял Вяйнемёйнен эти грабли и, спустив с катков лодку, отправился бороздись морские течения и сгребать волны. Смел он подводные травы, прочесал тростник, подцепил граблями рифы, но нет нигде его короба из щучьей кости — навсегда пропала его утеха в глубинах меж камней, где живут красномясые семги.

Вернувшись на пристань, пошел Вяйнемёйнен с поникшей головой к дому, думая печально, что никогда уже не услышать ему звуков щучьего кантеле и не найти утешения в певучих струнах. Не успел вещий старец миновать опушку рощи, как услышал неподалеку плач березы. Подошел Вяйнемёйнен к белоствольному дереву и спросил:

— Что плачешь ты, краса-береза? Отчего, зеленая, горюешь?

— Может, кто-то и скажет, будто весело мне жить и шелестеть листвою, — ответила береза, — да только скорби и печали в моей жизни куда больше. Весной приходят ко мне дети и вонзают в ствол острые ножи, чтобы испить сладкий сок из моего сердца. Летом срезает пастух мой белый пояс и плетет кузовки для ягод, девицы ломают мои ветви и вяжут веники, а уж если придет молодец с топором запасти поленьев, так и вовсе распростишься с жизнью! Вот и вся радость, какую вижу я от лета. А зимой и того хуже: уносит ветер мой зеленый наряд, студит иней мои ветки, и стою я голая на лютом морозе, дрожу да горько стенаю!

— Не печалься, моя березка, — сказал Вяйнемёйнен, — не горюй, зеленый дружок! Еще узнаешь ты счастье в своей новой жизни, еще заплачешь от радости и запоешь от веселья.

И вырезал мудрый старец из той березы короб для нового кантеле: целый день строгал его и получился короб на славу — прочный" и весь в затейливых прожилках. Стал думать Вяйнемёйнен: где раздобыть ему теперь хорошие колки для кантеле? И тут поднялся на его пути дуб с раскидистыми ветвями — на ветвях у дуба висели желуди, каждый желудь покрывала шапочка, а на каждой шапочке сидело по кукушке. Куковали звонко те кукушки, и слышались в их песне пять тонов; вместе с песней текло из клювиков кукушек на землю золото и серебро — из того металла и сделал Вяйнемёйнен колки для нового кантеле.

Вслед за этим задумался песнопевец о звучных струнах, чтобы смогло наконец кантеле обрести дивный голос. Отправился Вяйнемёйнен искать струны и вскоре увидел на полянке девицу, которая пела сама себе песню, чтобы скорее минул вечер и пришел к ней ее желанный. Подойдя поспешно к девице, попросил старец у нее нежных волос, дабы ими озвучить немой березовый короб. Дала девица ему шелковистых прядей, и сплел из них Вяйнемёйнен пять певучих струн, настроил их на пять тонов и тогда наконец забил родник вечной отрады.