Калёные тропы - [103]

В дверь сильно постучали.

— Войдите! — сказал Бочкарев, оглянувшись. Вдруг брови его поднялись, лицо просияло. — Васька?! Каштанов?! Каким ветром тебя занесло? — воскликнул он радостным голосом, поднимаясь навстречу товарищу.

— Не ветром, а вихрем революции, Павел Степаныч, — улыбаясь, ответил Каштанов.

Он подошел к Бочкареву. Друзья крепко расцеловались.

— Вот дела! Ну, прямо как с неба упал! — весело говорил Бочкарев, обнимая товарища. — Ну, как ты? Как там наши ребята?

— Я ничего… А Гусев как в семнадцатом ушел в Красную гвардию, так с тех пор не слыхать.

— Ну, а Савельев?

— В Царицыне в губкоме работает, если еще на фронт не ушел.

— Так… А Панов где?

Каштанов поморщился, махнул рукой.

— Этот не выдержал, хлипкий оказался. Наверное, теперь зажигалками торгует, как говорится… А ты все воюешь?

— Воюю. Сам видишь, куда забрались.

— Забрались далеко… Ну что ж, это хорошая наука панам. Не мы первые в драку полезли, вперед будут умнее…

Бочкарев вплотную подошел к Каштанову, дружески положил ему руки на плечи.

— А я, паря, прямо не верю, что вижу тебя… Ведь как давно не встречались!

— Да, скоро три года, — прикинув в уме, ответил Каштанов. — Эко время летит, а как будто только вчера.

— Ну, как там, в тылу? Что нового слышно? — спросил Бочкарев.

Каштанов покачал головой:

— Ого, брат! Ты бы посмотрел, что в тылу творится. Весь народ поднялся.

— Позволь, Вася, а ты сам куда едешь?

— Я не один, Павел Степаныч. Со мной почти две сотни людей. Едем к вам, в Конную армию. Меня избрали за старшего, потому что я прошел всю германскую.

— Вот это толково! — сказал Бочкарев. — Нам партийные работники очень нужны. Убыль в политсоставе очень большая. В эскадронах почти нет военкомов… Ну, ты садись давай. Есть хочешь?

— Нет, я, как зайти, пообедал.

— Зря… Да, Вася, я все забываю спросить: ты где работал?

— Последние два года на Путиловском. Секретарем, — сказал Каштанов, присаживаясь.

— На Путиловском? — с неожиданной радостью переспросил Бочкарев. — Так у нас же есть ваш путиловский.

— Кто?

— Гобаренко. Знаешь? Мы его у Махно отбили.

Каштанов с сомнением покачал головой.

— Гобаренко?.. Не было у нас такого, Павел Степаныч… Постой, ты не путаешь? Может, Гобар?.. Гобар у нас действительно был. Я хорошо знаю его. Замечательной души человек. Он еще с весны уехал на Украину за хлебом. С ним было шесть человек. И как в воду канул. Ни слуху ни духу… Постой, что ты так побледнел?

— Вася! — Бочкарев взял Каштанова за руку. Страшная догадка шевельнулась у него в голове. — Вася, а ты твердо знаешь, что Гобаренко на Путиловском не было?

— Твердо… Хотя, впрочем, он мог работать еще до меня. А в чем, собственно, дело? Позови его, разберемся.

Бочкарев выглянул в окно, крикнул ординарца и послал его за Гобаренко.

— Павел Степаныч, ты вот что скажи: к кому первому мне явиться в штабе армии? — спросил Каштанов.

— К товарищу Ворошилову.

— Ну? Неужели к нему самому?

— А как же!

— Та-ак… Ну, а каков он собой?

— Бойцы очень уважают и любят его. А это уже много говорит. Организатор замечательный. Ведь у нас тут была партизанщина — не дай и не приведи. Коммунистов было всего несколько человек. В основном комиссары дивизий и полков… Товарищ Ворошилов сам собирал кадры. Так постепенно дело и направилось. Ну, а как товарищ Буденный в партию вступил, так и вовсе все подтянулись.

— А когда он вступил? — поинтересовался Каштанов.

— В девятнадцатом году, — Бочкарев чуть улыбнулся, видимо припомнив что-то. — Беда с нашими ребятами, — сказал он, помолчав.

— Ну, ну? Ты что-то хотел рассказать? — подхватил Каштанов.

— Так это тогда еще. Ты знаешь, красноармейский «вестник» работает быстрее телеграфа. Бойцы мигом узнали, что Семен Михайлович в партию вступил. Я как раз в тот день был в политотделе. Только вышел на улицу, гляжу: какие-то бойцы карьером летят. Много. Ну так… с полный взвод… Наскакали на меня, спешились, и передний, как сейчас помню — чубатый, глаза быстрые, спрашивает: «Где тут, товарищ, в партию записывают?» Я говорю: «Ты, что ли, хочешь записаться?» — «Да нет, — говорит, — не только я — вот всем взводом. А иззади еще эскадрон идет». Вот, думаю, да! Ну, стал им объяснять, что взводами и эскадронами в партию не записывают. А ребята и слышать ничего не хотят. «Как, — говорят, — такое? Сам наш командующий Семен Михайлович вступил. Надо и нам вступать. Пиши!» И никаких!.. Хорошо, тут Бахтуров вышел, — он сейчас у нас комиссаром дивизии, — так еле вдвоем растолковали, что в партию принимают только в индивидуальном порядке.

— А ведь хорошие ребята! — смеясь, сказал Каштанов.

— Ну! Такой народ горы сдвинуть может, — подхватил Бочкарев. — А вот еще…

В дверь резко постучали.

Каштанов и Бочкарев переглянулись.

— Войдите! — сказал Бочкарев.

Дверь распахнулась. Твердо ступая, в хату вошел Гуро.

— По вашему приказанию, товарищ комиссар, — сказал он, прикладывая руку к козырьку опущенного и не застегнутого шлема.

— Вы когда едете, товарищ Гобаренко? — спросил Бочкарев.

— Сегодня, товарищ комиссар.

— Документы получили?

— Так точно. До Москвы.

— Вот что. Придется вам проехать до Петрограда. Я хочу дать вам поручение на Путиловский завод. Ведь вы там свой человек?