Календарь капельмейстера Коциня - [14]
За увертюрой последовали «Вариации на темы рококо» Чайковского. Их расторопно исполнил кудрявый виолончелист, пожелавший временно остаться неизвестным.
Вариации он сыграл весьма прочувствованно. Можно указать разве что на поверхностность нескольких интонаций в третьей вариации и ошибку в финале, но это, видимо, объясняется переживаниями блокадного времени, растущей депрессией и страхом перед грядущим.
Как дружеский жест следует расценивать то, что всю вторую часть концерта Ловро Матачич посвятил третьей симфонии молодого латышского композитора Болеслава Бебриша «Сверхчеловек». Еще ни один дирижер столь знаменательно и прочувствованно не интерпретировал эту философически ницшеанскую музыкальную эпопею. Горизонтальные потоки и вертикальные пласты симфонии символизируют борьбу и гибель сверхчеловека. В эмоционально насыщенной третьей части намечаются латышские и древнепрусские народные мотивы, медленно и незаметно перерастающие в кульминацию. Четвертая часть — поистине симфоническая катастрофа! Гудят иерихонские трубы, возвещая о Страшном суде. Литавры и тарелки расставляют акценты, подобные взрывам. Еще раз! Еще раз! Внезапное pianissimo… Арфа над сурдинированным струнным staccato…
«И дробно каплет кровушка» — так в этом месте партитуры собственноручно написал композитор. Весьма знаменательно и весьма прочувствованно…
Симфония была встречена единодушным одобрением. Молодого автора вызывали и чествовали. Не менее семи раз он, рука об руку с дирижером, выходил раскланиваться. Чтобы продлить аплодисменты, Болеслав стал пожимать руку концертмейстерам оркестровых групп. Вышел дирижер, поднял оркестр на ноги и палочкой показывал на музыкантов, словно они эту музыку сочинили. Болеслав Бебриш в свою очередь показывал на дирижера, как будто симфонию написал тот.
Вот в каком духе взаимной любви и доверия закончился этот, богатый неожиданностями сезон! Музыкантов окрыляет мысль, что будущий сезон будет чреват еще большими неожиданностями. Все мы на это надеемся и от души этого желаем!
У НАШИХ ВОРОТ ВСЕГДА ХОРОВОД
Исчезновение Юхансона вызвало панику среди работников театра Аполло Новус. Кто теперь в «Мюнхгаузене» сыграет графа Шереметьева? Что будет с «Двенадцатой ночью»? Кому поручить Фальстафа?
Кауке-Дауге не прочь. Простите, однако! Он же всего-навсего слесарь, никаких навыков в сценическом искусстве. Недавно приплелся со службы в пустыне: был призван в армию Роммеля, но из-за грыжи демобилизован. Поговаривают, что у него распухли… И чтобы такой играл Шереметьева? Ну нет, господа! Пусть за эту роль возьмется Эрманис! Но у Эрманиса уже во всех пьесах по две, по три роли. Нельзя же вести диалоги с самим собой. Аристид Даугавиетис шагает по кабинету мрачный как туча.
— Что вы, шеф, нынче предпринять надумали? — наивно спрашивает Каспар Коцинь.
— Один глупец может задать столько вопросов, что тысяча мудрецов не сумеет ответить, — говорит режиссер. — Каспар Коцинь, ты человек?
— Нет. Я католик, маэстро, и этого мне достаточно.
— Помоги выручить Юхансона.
— Вы имеете в виду Geheime Staatspolizei?
— Тсс! Тьфу, тьфу, тьфу! Ничего я не имею в виду… Даже мне становится не по себе.
— Неврастения, режиссер! Вечером принимайте по две таблетки люминала. В этой полиции работает и господин Зингер (по ночам)… Вам это известно, тьфу, тьфу, тьфу!
— Да… Но от этого мне еще больше не по себе, — тьфу, тьфу, тьфу!
— В таком случае прикажите своему трубачу отправиться к господину Зингеру с особым поручением. Я согласен прикинуться кем-нибудь. Ну, скажем, тайным чиновником бароном Хорстом Бундулисом. Загримируюсь, надену мундир фазана, нацеплю крест. Приду и представлюсь. Потребую объяснить — на каком основании он Юхансона…
— Блестящая идея! — восклицает Даугавиетис, обнимая своего музыканта. — Ты настоящий человек, Каспар!
— Нет, маэстро, я католик, и этого мне достаточно.
— Иди и действуй! — говорит маэстро. — Только гримироваться не надо. Пусть Аэлита подберет-тебе парик, наклеит усы. Очки долой, вот так! Волосы косо зачешешь на лоб. Вот! Прекрасно! Готовый головорез! Как в той песенке говорилось, которую ты для шекспировской пьесы сочинил?
Каспар, не смущаясь, поет:
— Честь имею! — говорит режиссер, распахивая дверь и выпуская Каспара Коциня.
— Честь имею! — говорит Коцинь и направляется в костюмерную искать подходящий костюм.
Роясь в шкафах, Каспар до мельчайших деталей продумывает рискованное предприятие. Говоря по правде, ему уже давно хотелось выяснить, что за птица этот Зингер, которому «готов и стол и дом». Да и ревность не утихла. Хорошо бы заодно подложить администратору свинью. Лиана как-то рассказывала, что господин Зингер в немецком языке не мастак. Он, к примеру, ни слова не понимает, когда начальство разговаривает на plattdeutsch, költsch либо еще на каком-нибудь областном диалекте. В подобных случаях Зингер просто соглашается со всем, вздергивает брови и говорит: «Jawohl!»
— Jawohl! — решает Каспар. — Буду говорить по-немецки с алуксненским[6]
Маргера Зариня знают в Латвии не только как выдающегося композитора и музыкального деятеля, но и как своеобразного писателя, романы и рассказы которого свидетельствуют о высокой культуре их автора. Герой совершенно необычного по форме и содержанию романа «Фальшивый Фауст» имеет, очень условно говоря, много прототипов в мировой литературе, связанной с легендой о Фаусте. Действие романа происходит в разные исторические эпохи, насыщено увлекательными приключениями и острыми ситуациями.Целиком посвящен нашему времени роман «Сыновья».
Hе зовут? — сказал Пан, далеко выплюнув полупрожеванный фильтр от «Лаки Страйк». — И не позовут. Сергей пригладил волосы. Этот жест ему очень не шел — он только подчеркивал глубокие залысины и начинающую уже проявляться плешь. — А и пес с ними. Масляные плошки на столе чадили, потрескивая; они с трудом разгоняли полумрак в большой зале, хотя стол был длинный, и плошек было много. Много было и прочего — еды на глянцевых кривобоких блюдах и тарелках, странных людей, громко чавкающих, давящихся, кромсающих огромными ножами цельные зажаренные туши… Их тут было не меньше полусотни — этих странных, мелкопоместных, через одного даже безземельных; и каждый мнил себя меломаном и тонким ценителем поэзии, хотя редко кто мог связно сказать два слова между стаканами.
Сборник словацкого писателя-реалиста Петера Илемницкого (1901—1949) составили произведения, посвященные рабочему классу и крестьянству Чехословакии («Поле невспаханное» и «Кусок сахару») и Словацкому Национальному восстанию («Хроника»).
Пути девятнадцатилетних студентов Джима и Евы впервые пересекаются в 1958 году. Он идет на занятия, она едет мимо на велосипеде. Если бы не гвоздь, случайно оказавшийся на дороге и проколовший ей колесо… Лора Барнетт предлагает читателю три версии того, что может произойти с Евой и Джимом. Вместе с героями мы совершим три разных путешествия длиной в жизнь, перенесемся из Кембриджа пятидесятых в современный Лондон, побываем в Нью-Йорке и Корнуолле, поживем в Париже, Риме и Лос-Анджелесе. На наших глазах Ева и Джим будут взрослеть, сражаться с кризисом среднего возраста, женить и выдавать замуж детей, стареть, радоваться успехам и горевать о неудачах.
«Сука» в названии означает в первую очередь самку собаки – существо, которое выросло в будке и отлично умеет хранить верность и рвать врага зубами. Но сука – и девушка Дана, солдат армии Страны, которая участвует в отвратительной гражданской войне, и сама эта война, и эта страна… Книга Марии Лабыч – не только о ненависти, но и о том, как важно оставаться человеком. Содержит нецензурную брань!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Суд закончился. Место под солнцем ожидаемо сдвинулось к периферии, и, шагнув из здания суда в майский вечер, Киш не мог не отметить, как выросла его тень — метра на полтора. …Они расстались год назад и с тех пор не виделись; вещи тогда же были мирно подарены друг другу, и вот внезапно его настиг этот иск — о разделе общих воспоминаний. Такого от Варвары он не ожидал…».