Календарь капельмейстера Коциня - [10]

Господин Фреймут был необычно взбудоражен и рассеян. Когда он брал солонку, рука у него дрожала. Как господин Меднис полагает, красные действительно явятся? Где же, в таком случае, укрыться?

Но тетя Элла уже взяла себя в руки.

— Ну уж, ну уж! Не так все это страшно, есть еще бог, не так ли, господин Меднис?

Госпожа Фреймут выразила уверенность, что трудности у немцев временные. Пока американцы не образумятся. Неужто они допустят, чтобы коммунизм по всему миру расползся? В Рижском заливе будто бы видели англичан, а финны вступили в город турков.

— Что ты болтаешь, Турция совсем в другой стороне! — орет дядя Фриц.

— А я тебе говорю, что финны вступили в город турков, — кричит в ответ тетя Элла, — я своими ушами слышала (она тайком слушает Швецию).

— Дай сказать господину Меднису, — сурово обрывает жену дядя Фриц. — Каково же положение в действительности?

Гунтар ничего от дяди не утаил. Его рота была уничтожена на границе с Латгалией, в этом парень был уверен. Оттого-то Железный крест прислали в госпиталь — единственному уцелевшему. Кому-то ведь надо было его нацепить. Хотя бы за умение остаться в живых.

— Kaputt! — застонал дядя Фриц и потянулся к свекольному салату.

— Salut! — поднимая бокал вина, сказала госпожа адвокатша. — Вы увидите, американцы…

В этот момент в Торнякалнсе завыла сирена. Вой то нарастал, то ослабевал. Ужасный вой. И он все приближался и приближался. К нему подключились Агенскалн, порт, Саркандаугава, товарная станция. Настоящий шабаш ведьм.

Первым пришел в себя Гунтар.

— Тревога! Налет!

— В кабинете на диване спит Лотарик! — закричала мужу тетя Элла. — Хватай его и неси вниз — в подвал! Каспар свалит в корзину хрусталь и серебро, потом вместе с господином Меднисом вынесете, живо, живо, с нами бог и крестная сила его!

Потом она метнулась в спальню, взвалила на спину все одеяла и пуховики и бросилась со своим громоздким грузом к входной двери, где и застряла, издавая жалобные вопли. Адвокат бросился в кабинет и начал выхватывать из ящиков документы и папки, запихивая их за пазуху, наконец подхватил рыдавшего на диване Лотарика и бросился вслед за женой, спотыкаясь и падая среди валявшихся на полу пуховиков.

Это был первый налет на Ригу, они к таким штукам еще не привыкли. Ходили слухи, что в Саксонии целые города стерты с лица земли, дома превращены в развалины, но те, кто успел спрятаться в подвале и немножко деньжат с собой прихватил, пережили этот ужас: неделю спустя их откопали и спасли.

— Всегда и везде главное это деньги! — неизменно подчеркивал дядя Фриц, и в этом смысле ему до сих пор везло.

— Снесем вниз корзину с драгоценностями, а сами в убежище не полезем, — говорит Гунтар. — Русские не имеют обыкновения бомбить жилые кварталы. Налет наверняка нацелен на порт или железную дорогу, может, какую-нибудь фабрику разделают. Я надеюсь, что по соседству с тобой никаких фабрик нет?

— Как бы не так, — говорит Каспар. — Вот тот сарай внизу, это мыловаренная фабрика Брюгера, но я надеюсь, что в нее не попадут.

Каспар и Гунтар спокойно берут со стола свои тарелки, бокалы вина и устраиваются в нише с угловым окном. Оттуда хорошо просматривается небо. Поглядим, что будет дальше…

Они слышат, как полицейские загоняют в убежище последних прохожих, требуют у некоторых документы. Сирены смолкают, и воцаряется гнетущая тишина. Это поистине могильная тишина. Лишь спустя какое-то время становится различим угрожающий унисон самолетов. Вначале тихое жужжание и звень, потом пронзительное гудение. Звук этот пробирает до костей, ничего подобного Каспар еще не слышал.

— Знаешь что, Гунт, — говорит он, — если ты когда-нибудь будешь писать симфонию победы: именно так должно звучать вступление.

— Симфонию победы? — вздыхает Гунтар. — Скорее уж реквием.

Над черепичными крышами начинают шарить, скакать и скрещиваться лучи прожектора, грохочут залпы зениток. И тут же — страшные взрывы. Рамы углового окна вздрагивают раз, другой, третий… Вскоре и в северной части неба начинает шириться красное зарево. Это Яунмилгравис, из углового окна ясно видно: прямое попадание. Может быть, уничтожена нефтебаза вермахта? Небосклон грохочет и вздрагивает, сущий ад!

— Как-то сейчас Лиана? — поставив на пол тарелку, мечтательно говорит Каспар.

(Вокруг вой и грохот, а он — Лиана.)

— Наверное, и в Калниене слышны взрывы. Может, она, бедняжка, тревожится…

— За кого? За тебя? — усмехается Гунтар. — Я думаю, она уже давно забыла о кхекальщике.

— Знаешь что: то, что ты думаешь, меня давно уже не трогает. Каждый день я получаю от Лианы письмо. Вот так-то! Будь ты человеком, может, и показал бы. Но для тебя же нет ничего святого. Она очень изменилась.

— Твоя заслуга, твоя заслуга, — бормочет Гунтар.

— Между прочим, с середины августа она начинает работать в театре.

— Да, господин Зингер вчера оповестил об этом весь персонал.

— Лиана пишет, что господин Зингер больше не навещал ее.

— И ты, святая простота, веришь этому.

Каспар поднялся. Какой смысл разговаривать с циником? Завидует — иначе не объяснишь. Никогда, никогда он при Гунтаре и словом не обмолвится про Лиану. Никогда!