Кактусятина. Полное собрание сочинений - [12]

И уселся на кровать, внимательно слушая телевизор. Оттуда на него смотрел САМ. Смотрел укоризненно и строго. Как бы ожидая, когда же Кактусов внемлет государственной мудрости. САМ держал бокал с чем-то желтым и пузырящимся. По экрану скользил нарисованный снег.

— Дорогие россияне! — строго сказал САМ.

Кактусов махнул водочки и ответил, пьяно осмелев:

— Ты нам дороже обходишься так-то!

— Прошедший год был нелегким. Не простым…

— Это у тебя-то? — изумился Кактусов. — А у нас тогда каким?

— Но мы его пережили…

— Вы-то да, пережили. И не только год пережили, вы там скоро всех нас переживете! — озлобился Петя.

— И входим в Новый Год с мечтами и планами…

— Да вы там замонали в нас входить! С мечтами, планами и прочими депутатами!

— Я хочу поздравить вас…

— Я вот тоже тебя хочу… Не поздравить!

И тут САМ не выдержал. Он отвернулся в сторону и сказал:

— Ну, слушайте. Я так не могу. Я устал! Я ухожу! Пусть этот сам проповедь — тьфу! — пожелания народу читает! — и указал толстеньким пальцем на Кактусова. В глазах САМого загорелся злобненький огонек. А по лбу побежала бегущая строка: «Ну что, ругал меня, да? Теперь сам отдувайся!» И исчез.

Из голубого экрана высунулись не менее голубые руки и втащили Петю в глубь голубого экрана. А потом поставили его под прицел. Телекамеры.

— Говори! — грозно рявкнул кто-то за ухом.

Кактусов нервно обернулся, но получил кулаком в дычу:

— Говори, говорю! Кому говорю — говори!

И Кактусов уставился в телествол. А потом проблеял:

— Ээээ… Дорогие россияне…

— Не плагиатствуй! — шепнул ему Голос в ухо.

— Граждане…

— Не в тюрьме. Еще! — если бы у Голоса было пенсне, он бы им зловеще блеснул.

— Товарищи…

— Тамбовский папа тебе товарищ! — ласково прошептал Голос. И провел чем-то по пояснице. Почти по пояснице.

Кактусов побледнел. Потом покраснел. Потом вздохнул…

— Мужики! Девчата! Люди! А ведь, год-то хороший был! И будет еще хорошее! Следующий! Цены упадут! Зарплаты вырастут! Жены — дадут! Мужья — смогут! Машины — заведутся! Снегопады — закончатся! Весна — начнется! Любовники — отлюбят! Кредиты — выплатятся! Дебеты — вплатятся! Россия — вспрянет. Штаты — упрянут. Олигархи — крякнут! Бомжи — вздрогнут! И ваапще! Ибо не фиг! Хватит стоять на коленях! Пора — стоя! Как минимум!

И тут Кактусова стало бить. По голове. Курантами. Двенадцать раз, причем. Где-то между десятым и одиннадцатым ударами сознание оставило его и ушло бухать по гостям.

Когда оно вернулось — Кактусов обнаружил себя на полу перед мирно поющим телевизором. Оттуда его дразнили вчерашние скоморохи.

— Ой… Ё… — приподнял Кактусов с пола чью-то тяжелую голову. Как оказалось — свою. Голова гудела в руках, хныкала и требовала пива. Сознание ехидно подсказало:

— В холодильнике!

Писатель дополз до живительного хранилища, приоткрыл его дверцу, достал живительный источник и свернул ему пробку. После чего напоил свою голову пивом. Сознание немедленно вернулось, аки соскучившийся по ласке кот. «А, кстати, где кот?» — подумал Кактусов. А потом перестал думать, потому что посмотрел в зеркало.

Оттуда смотрел САМ. И САМ сказал:

— Ну что, Петя трудно быть САМЫМ?

И Петя ответил:

— Да ну… САМЫМ быть легко, а вот САМИМ…

А потом Кактусов пошел спать. Кот же радостно бросился доедать остатки курицы. А САМ удивленно покачал головой и ушел править своей страной. Жаль, что страна об этом не знала. Люди просто плакали от счастья, но продолжали праздновать новый, ничем особым не отличающийся от старого, новый год…

Писатель Кактусов и фентезятина. Том первый

Однажды ночью Пете Кактусову приснился сон. Диввный такой, чудесный-пречудесный.

Одна беда — Петя его не запомнил. Но настроение осталось. Почему-то оно было эпическое.

Поэтому с утра Петя решил написать Фентези. Или Фентази? Или Фэнтэзи? Петя токлм не знал как это слово пишется. А кот лениво подумал: «Да хоть фантази. Лишь бы не экстази… А то опять пожрать нечего будет…». И опять уснул.

А Петя сел за компьютер и дрожжащей рукой вывел первую фразу, облагородившую девственно чистый вордовский лист.

«Однажды, за Голубыми Горами, жил-был рыцарь по имени Зельц Благородный…»

А потом Петя задумался. Зельц Зельцем, но надо сначала придумать мир, в котором Зельц будет путешествовать. В мире должны быть Голубые Горы, река Водотечка, море Водорослей, озеро Нимфов, болото Упырей и развалины замка Кратер-Пиллер.

А еще там должны бегать народы.

Ну там гномы всякие…

Совсем некстати в воспаленном мозгу Пети всплыла древняя человечья песня:

«Бровки колосом, зубки домиком, похож на злобного старенького гомика…»

— Тьфу, — выругался Петя. И решил гомов оставить. пусть это будет такой вырождающийся эпос, то есть этнос гномов.

А еще должны быть Эльфы. Они все такие прекрасные, тонкие, звонкие и прозрачные. Впрочем, эльфы это банально. Хотя и традиционно. пусть будут… О!

Гвельфы! Это потомки эльфов, которых захватили гибеллины. Ачоа? Хорошее такое название для племени варваров, одетых в шкуры мамонтов и несущие гибель всему живому. Кроме упырей. Те уже мертвые. Значит, гибеллины ассимилировали эльфов и получились гвельфы.

А правит гвельфами принцесса Отодриэль. Она красивая. И любит Зельца. А Зельц любит ее. но между ними племя драконов. И укров. То есть орков, конечно же. Их надо всех замочить.