Какого цвета ветер? - [5]

— Саша! — На Ромкином лбу возникла продольная и тут же ее перечеркнула вертикальная морщина. — Не умеем мы разговаривать, мне с тобой молчать хорошо. Я хотел... Не могу больше так... Заходил сегодня туда, выбрал момент, когда Олег Семенович ушел куда-то, подкарауливал на противоположной стороне улицы, представляешь? Дожил... Вошел и говорю: «Надо решать что-то определенное, уходи от мужа, объясни ему все, надоела канитель. Если нет — уеду!» А она: «Ну и катись!» Не успел к двери отойти, подбежала, кинулась на шею: «Не могу без тебя, люблю!» — «Тогда зачем же ты на двух стульях сидишь?» Заработал пощечину: «Пошляк!» Надоело мне все это, до чертиков надоело!..

Я неожиданно икнула, да так громко, что сама испугалась: надо же в такой момент!

Ромка вскочил, распахнул пиджак.

— Иди сюда, а то весь дом по тревоге поднимешь!

Как уютно под Ромкиным пиджаком! Сердце стучит возле моего уха крепко, сильно. Затаив дыхание, я трижды просчитала до одиннадцати,— говорят, должно помочь. Не знаю, от этого ли, от чего другого, но икать я перестала, высвободила голову, спросила:

— Что ты хотел мне сказать?

Ромка выпустил меня.

— Саша, милая,— сказал он, не глядя на меня,—-помоги, одному мне не справиться, силенок в обрез.

— Я готова тебе помочь, но как и чем?

— Ты бы вышла за меня замуж?

Все мои беды и переживания показались ничтожными по сравнению с тем счастьем, которое свалилось на меня неожиданно.

Невероятно...

— Саша, поверь, я долго думал, колебался... Я шел к тебе с этим... Телеграмму даже послал... Боялся, что не придешь. Ты замечательный человек, Саша.

— Этого мало.— Я вздохнула.— Ты ведь не любишь меня.

— Ты мой единственный настоящий друг, Саша... Увидишь... Поверь... Пойми...

Если бы я попыталась рассказать кому, что делается сейчас в моей голове, в моем сердце, ничего внятного и определенного от меня не услышали бы. Во мне сцепились, упорно отвоевывая свое, радость, страх, надежда, сомнение. Я знала, что разумней всего сказать «нет», но я знала и другое: нельзя сейчас отталкивать Ромку, мое согласие может спасти его от отчаяния, от подлости, которую они с Лилей совершают по отношению к Олегу Семеновичу.

А вдруг и он ответит любовью на мою любовь? Пусть не сейчас, не сразу...

— Что ты долго молчишь? Саша...

Какой у Ромки грустный голос.

— Не могу поверить этому, не могу.

— А ты поверь!.. Я могу сейчас проводить тебя домой, подумай, но... лучше останься со мной, пожалуйста, сейчас и навсегда. Если любишь...

Не сводя с меня взгляда, Ромка спиной придвинулся к выключателю, поднял к цему руку, но не торопился нажать кнопку, терпеливо ждал моего решения. А какими молящими глазами он на меня смотрел!

Не жалость к Ромке меня оставила с ним. Я почувствовала себя сильной, способной сделать счастливым любимого человека. Не ему я доверялась сейчас, а он мне.

— Не уйду,—сказала я, не слыша своего голоса.— Не бойся, никуда не уйду...

Щелкнул выключатель. В комнате стало до того темно, что я невольно зажмурилась. Послышались осторожные шаги, они все приближались.

Мне вдруг захотелось крикнуть: «Включи свет!» — захотелось выскочить из этой комнаты и бежать, бежать, но Ромка был уже рядом, я слышала его теплое дыхание, его руки искали меня...

Глава втор а я МОЯ ФАБРИКА

Моей фабрике сто тридцать лет.

Начала она свою жизнь с красильни, построенной купцом «из немцев», а затем разрослась в акционерное общество суконной мануфактуры. Предприятия, в которых применялся ручной труд, назывались мануфактурами. А старые люди до сих пор говорят: «Я нынче купила себе на юбку три метра мануфактуры.. »

Сегодня суббота.

Выходной день.

Но не для нашей фабрики.

Евгения Павловна, директор, объявила тревогу: с планом дела плохи, а случая, чтобы мы не выполнили плана, еще не было. Не было этого даже во время войны, когда в непомерно тяжелых условиях, голодные, усталые женщины ткали сукно для солдатских шинелей.

..... Дорогие товарищи женщины! — обратилась к нам

Г.игепия Павловна на внеочередном собрании. — Помощи 1мм ждать неоткуда, так что надежда только на собственные силы.

Собственные силы — это инженерно-технические работники. Выручатели! Два дня в месяц они отрабатывали смену на чистке суровья или мотке пряжи, причем в свои свободные от работы дни или часы. Все это воспринималось как должное. Коллектив у нас дружный.

Я тоже отрабатываю свой «вклад» на чистке суровья.

Суровье — это еще не отделанная и не окрашенная ткань. Она поступает в отдел штопки из нашего цеха, ткацкого, прямо со станков. Ее чистят, штопают, потом моют в специальном растворе, отжимают, ворсуют, всего не перескажешь, одним словом, немало надо потратить сил и времени, чтобы превратить грязно-серые клочья шерсти в добротную ткань, довести продукцию до состояния готовности.

Почему, если есть возможность поспать, не спится? А вот сейчас... Нехотя вылезаю из-под одеяла, дотягиваюсь рукой до батарейных ребер — чуть теплятся. Холодно что-то. Накидываю халат и бегу в ванную. Очень люблю напустить полную ванну горячей воды, залезть туда, запрокинуть голову, а уши заткнуть пальцами, и чтобы на поверхности оставался только один нос, как перископ. Какое это удовольствие! Сегодня возиться с купанием некогда. До работы надо еще успеть съездить на рынок, купить Лиле цветы — сегодня у нее день рождения, исполняется двадцать лет. А мне двадцати еще нет. Я моложе Лили на полгода.