Какого цвета ночь? - [51]

Отвыкшие от домашней пищи зубы неуверенно вонзились в хрустящее тесто. Уловив запах съестного, Найда активно задвигала носом, но подходить не стала, чтобы не тревожить щенков.

Затем мать тревожно оглянулась, как бы опасаясь увидеть невидимого соглядатая, и достала из сумочки небольшой серебряный крестик на цепочке.

Иван перестал есть, осторожно взял в огромные лапищи сверкающую безделушку и застыл, жадно пожирая ее взглядом.

— Ты мне расскажешь, как это было? — попросил он, поднося крест к лицу.

Холодный металл коснулся щеки, и кожу свело гримасой, точно пронзило электрическим током.

— Конечно, только покушай сначала…

— Он такой гладкий, — сказал Иван, не отпуская свою новую игрушку, любуясь ею, то взволнованно сжимая ее в кулаке, то поднося к глазам.

— Я все сделала, как ты просил, — тихо произнесла мать. — Надеюсь, тебе от этого станет легче.

— Да, мне уже легче… Намного легче. Мне сейчас хорошо. Очень хорошо. То, что ты привезла в прошлый раз, было совсем другое. Я сразу почувствовал, что оно не то.

— Ну конечно, ведь ее я просто купила в магазине.

— Да, я сразу это понял, — закивал Иван. — Меня не проведешь… От той штуки энергии никакой не было, только один холод, а эта греет, как живая. Я же тебе говорил, что вещи заряжаются от них. Теперь мне совсем будет хорошо. Я буду молиться, глядя на него.

— А надолго тебе ее хватит?

— Не знаю… — Он смотрел на фигурку распятого Христа и его скорбный всепрощающий лик. — Знаешь, я тоже, как и он, распят на кресте. На кресте желаний. Я тоже жду искупления… А сейчас расскажи, как это было… Мне нужно это знать…

— Ты оставишь это себе?

— Конечно. — Иван расплылся в блаженной улыбке. — Я его спрячу… Буду доставать только ночью, когда все спят. Расскажи, как это было…

— Ну слушай, сынок!..

После того как пришли стражи порядка и увели моего верного рыцаря в замок с решетками на окнах, я осталась в одиночестве. Это одиночество нельзя было назвать неприятным, но что-то меня тревожило… Я принялась анализировать возникшее ощущение. Как будто в какой-то миг я заметила нечто странное. Заметила, но не успела отреагировать — раздался резкий стук в дверь. Потом — округленные глаза домработницы, ее испуганные слова: «К вам милиция»… С чего бы это ей так пугаться, а? Подумаешь, милиция… Ну не за ней же это пришли! Кому нужна эта старая грымза?..

А Стас был спокоен как удав… Даже слишком спокоен. Это даже было как-то ненормально, по-моему. Может быть, у него нервы, конечно, капроновые, но даже человек с капроновыми нервами обязан побледнеть и лишиться дара речи, когда на пороге стоят три мордоворота с борцовскими физиономиями и дубинками на боку, а за их спинами приветливо сияет яичной краской и кобальтовыми разводами «уазик» с решетками на окнах. Я бы на его месте точно побледнела…

Нет, тревожное ощущение появилось несколько раньше, когда мы еще только просматривали фотографии. Что-то меня в них зацепило… Но что? Я никак не могла вспомнить. Придется вновь перерыть весь семейный архив… На плотных квадратиках снимков красовались члены приютившего меня семейства, а также их родственники, друзья, знакомые и еще масса какого-то стороннего народа, который невесть как затесался в эти толстые альбомы.

Детские и подростковые снимки Маши сразу же отправились в сторону. Пропустила я также первые годы ее учебы в высшем учебном заведении, как и брачную идиллию их родителей.

Так, а вот это интересно… Маша с подругой на море. Маша с симпатичным юношей стоят, обнявшись, на причале, и за их плечами простирается безбрежная синяя гладь. Я перевернула снимок — 1996 год. Так, это вполне благополучное время пока можно опустить. Насколько можно верить Машиному дневнику, кроме несчастной любви, ничего необыкновенного с ней в то время не происходило. А этот парень в облегающем черном гидрокостюме, наверное, Дэн. Эдакий американизированный бой — светлый чуб, сияющая улыбка…

Снимков с Машей, датированных последними двумя годами, было совсем немного, штук десять. Пара фотографий, сделанных, очевидно, на лекции в институте. Потом возле какого-то памятника с типом вполне заурядной внешности (памятник идентифицировать не удалось — на заднем фоне были видны только чудовищной толщины гранитные ноги в гигантских ботинках). Потом банальная пьянка в тесной, безликой комнате: стол уставлен нехитрой закуской, водка, пара бутылок мартини, руины салата «Оливье», хаотически разбросанные по тарелкам кружки розовой колбасы… Бражничество в общаге, что ли? Похоже…

Маша сидит, тесно прижавшись плечом к какому-то здоровому негру с лоснящейся физиономией и сломанным носом, и напряженно смотрит в камеру. Глаза у нее решительно ненормальные. Под кайфом она, что ли? И что это за чернокожий тип? Неужели он ее однокашник? Вот оно, то самое, вызвавшее беспокойство!

Внешне негр выглядел вполне обыкновенно — приплюснутый нос, слегка искривленный в сторону, типичные африканские губы, курчавые волосы, зубы, сияющие отраженным светом фотовспышки. Ну вылитый дедушка Ганнибал в юности! Другие члены веселой компании выглядели вполне стандартно — правильной формы лица будущих дипработников, прямоугольные очки, вежливые улыбки.