Какая-то станция - [3]

— Здравствуйте, дорогие товарищи! — громко поздоровался мужчина и вышел из-за стола, хромая и опираясь на палку. — Я директор завода, Соложёнкин Иван Игнатьевич.

— Старшина водолазной станции Суптеля, — представился Семен.

— Очень рад, очень рад. — Директор улыбался, обходя всех и подавая крепкую жилистую руку. Он был по-военному подтянут, сух фигурой, невысок. Коротко остриженные волосы, бледное лицо и палка в руке говорили о том, что он недавно из госпиталя:

— Дарья! — директор повернулся к возчику, молча стоящему у дверей. — Отвези вещи в избу Тимофея Кинякина. Там товарищей водолазов на постой определим.

Матросы разинули рты. Леха восхищенно покрутил головой.

— А мы думали — дед! И курила, и насчет спирту…

Директор усмехнулся, Дарья вышла, водолазы не успели даже разглядеть ее толком. За ней потянулась и угрюмая женщина. Директор проводил ее недовольным взглядом и, понизив голос, сказал:

— Я вам сразу обстановку доложу на данный день. На весь поселок четыре мужика. Бухгалтер — старик, кузнец без ног, я вот, и плотник еще, тоже инвалид, недавно вернулся. Ну, сосунки еще подрастают. А так кругом бабы.

— Малина! — растворил рот Леха.

— Малина, да не очень, — не поддержал его веселья директор. — Меня вон жинка, — он кивнул вслед вышедшей угрюмой женщине, — ни на шаг не отпускает, к каждому пеньку ревнует.

Директор докладывал обстановку, а Леха все больше и больше расплывался в ухмылке, подмигивая товарищам.

— Ты не подмаргивай, — насупил рыжие брови директор. — Дело не шутейное. Вы мне задачу загадали. И фарватер чистить надо, и опять же, боюсь, война из-за вас разгорится, баталия. Тут бабы есть — оторви да брось. Та же Дарья.

— Молчала все, — с сомнением вставил слово Суптеля.

— Это она с непривычки смирённая. А так такое загнуть может, что и кобыла на ногах не устоит. И вообще, посудите сами, — директор больше обращался к Семену Суптеле, как старшему по должности и по возрасту, — мужиков всех подчистую забрали. Вопрос этот наболевший, вопрос этот, можно сказать, государственной важности.

— Поможем, — ухмыльнулся Леха.

— Бугай ты здоровый, — все так же без улыбки сказал ему директор. — Только гляди, есть у меня молодухи — рога пообломают.

— Хо! — повел бровью Леха.

— Вот тебе и «хо»! Всех одной меркой не мерь. Сказать по совести, — голос директора потеплел, — бабы-золото. Пропал бы я без них, начисто пропал бы. Чертоломят за мужиков, бревна ворочают, а ведь женская натура деликатная, учитывать надо.

Закурили. Поговорили о том, как доехали, какая работа предстоит, где жить будут. У Васи в тепле начали слипаться глаза, и он обрадовался, когда директор повел их на ночлег…

Утром Вася проснулся оттого, что в избу с улицы заскочил Леха и впустил белое облако мороза. В одной тельняшке, он крепко похлопал себя по бокам красными ручищами и объявил восторженно:

— Ну, жмет! На лету струя застывает. Какая тут работа! В такую погоду дома сидеть и спирт глушить.

— Тебе бы только спирт хлестать да зубы скалить, — сердито подал голос Суптеля, натягивая кирзовый сапог.

— Не с той ноги встал? — поинтересовался Леха.

Вася тоже выскочил на улицу.

В сизой морозной дымке он разглядел небольшой поселок. Дома прилепились к приземистой, поросшей низкорослым ельником сопке. Над крышами белыми столбами стоял дым.

За поселком простирался большой белый пустырь, на краю которого стоял крошечный заводик с трубой. Что пустырь этот застывшее озеро, Вася догадался не сразу. Фарватер, по которому летом гоняют плоты для деревообделочного заводика, и предстояло расчищать водолазам. За войну на дно озера осели горы затонувших бревен, и они мешали подгонять плоты к приемному лотку. Эти топляки надо было поднять на лед и оттащить на берег, чтобы летом цехи могли работать на полную мощность: изготовлять приклады для автоматов и винтовок. Военное командование прислало водолазов сюда, приказав до весны закончить работы по очистке фарватера.

Вася оглядел унылый пейзаж, низкое плоское небо, похожее на лист оцинкованного железа, которым прихлопнуло поселок, и на душе стало невесело.

Суптеля и Андрей после завтрака ушли в контору, к директору.

Леха надраил зубным порошком медные пуговицы шинели. V Васи таких — довоенных, шикарных — не было. У него были черные, военного образца. И бляха на ремне тоже была военного выпуска — белая, железная, а у Лехи — медная.

И на погонах Лехи были ярко отблескивающие буквы СФ, сделанные им самим из медяшки, а у Васи — казенные, намалеванные масляной краской. Совсем не тот коленкор. Леха наваксил ботинки и навел лоск бархоткой. Несмотря на лютый мороз, лихо заломил бескозырку на затылок. На новой ленточке, которую Леха берег для особых случаев, золотом горели слова: «Северный флот».

— Пойдем прошвырнемся, — предложил он Васе. — На людей посмотрим, себя покажем.

Развернув плечи, Леха вышагивал по сугробистой улице. Вася шел рядом, с интересом разглядывая поселок. Из окон за ними наблюдали. Леха подмигивал, молодецки крутил тонкий светлый ус. Женские лица в окнах светлели.

У колодца стояла водовозка. Женщина доставала бадьей воду и переливала в обмерзлую кадушку на санях. Заметив моряков, она с преувеличенным усердием занялась своим делом.