Как запело дерево - [44]

Мне совсем не стыдно плакать. Дедушка делает вид, что не видит моих слез.

— Он ушел, потому что должен был уйти, Гильом. Его горизонты шире наших. Он подчиняется законам своего племени. Такова жизнь, малыш. Ты поймешь это, когда вырастешь.

У меня в глазах все расплывается. Я вижу искаженные очертания Пик-Квика — он словно качающийся буек. Вот он пересекает вход в бухту и плывет все дальше, дальше и дальше…

— Пик-Квик, Пик-Квик… Почему ты ушел, почему?..

— Может быть, ты его еще увидишь, — говорит дедушка, — в будущем году, в Рузике. Твой Пик-Квик подплывет к «Пенн-дю».

Но я знаю, что больше никогда его не увижу. Прощай, Пик-Квик, прощай… Мы дружили целое лето…

Когда «Мой друг Пик-Квик» должен был уже вот-вот выйти в свет, на северный берег Бретани обрушился «черный прибой», вызванный крушением гигантского нефтяного танкера на скалах Портсаля. Порт-Блан и все острова, окаймляющие бухту, — Плугрескан, Ле-Сет-Иль — и отмели, там, где обычно рыбачил «Пенн-дю», сильно пострадали от этой катастрофы.

Бухты и скалы, окружающие острова, покрылись клейкой пленкой мазута.

Двадцать пять тысяч птиц жили в заповеднике на Ле-Сет-Иль. Теперь тысячи из них погибнут. По телевизору нам показывали страшные картины: трупы бакланов, глупышей и хохотушек-чаек, выброшенные на берег черной волной. Больше всего пострадали тупики и кайры.

Услышим ли мы еще в тихое летнее утро симфонию диких птичьих голосов? Увидим ли далеко в море колонии белоснежных птиц, похожие на гигантские букеты ромашек?

Птицы не исчезнут из Рузика! Надо сделать все возможное, чтобы не было больше черных прибоев ни в Бретани, ни в другом месте.

30 марта 1978 г.

МОРИС ЖЕНЕВУА Два эльфа

Перевод Е. Спасской

Давным-давно в одном маленьком лесу было волшебное королевство, и правили им два славных короля.

Это было в те времена, когда на земле еще оставались нетронутые уголки, которые люди не успели опутать сетью дорог и телеграфных проводов; небо над ними было голубым, не исчерканным белыми полосами от сверхзвуковых самолетов.

Тишина в маленьком лесу нарушалась только стуком дятла на сосне, щебетанием болтливой малиновки да торжественной песней ветра в ветвях деревьев.

Какой благословенный, сладостный покой! Все звери жили там счастливо, в мире и согласии благодаря двум славным королям.

Они управляли королевством по очереди: один — днем, другой — ночью. Первый был голубоглазый, с золотистыми вьющимися волосами, румяный, как сама заря. Звали его Антальцидор. Второй был черноволосый, с лицом бледным и свежим, как лепесток белой розы, с глазами темными и ясными, как родниковая вода в тени ветвей. Его звали Галадор.

Я назвал их так, потому что у них и вправду были такие имена, и тут уж ничего не поделаешь. Конечно, было бы проще придумать им фамилии — например, Белов и Чернов. Но фамилии бывают только у людей, а Антальцидор и его друг Галадор были эльфами. Эльфом дневным и эльфом ночным.

А теперь послушайте, как протекала жизнь в их королевстве. В общем-то, все было очень просто. Каждое утро, когда рассеивался ночной сумрак, небо над Тропой Эльфов медленно розовело и жаворонок выводил свою первую трель, на опушке маленького леса появлялся Антальцидор.

Это был красивый молодой человек лет шестнадцати, но ростом с локоток. Одет он был в розовый атлас и белый шелк с синими лентами, на боку блестела тонкая серебряная шпага, воротник и пояс были расшиты золотом, и весь он сверкал под лиственным сводом, как маленькое солнце. Антальцидор шел, едва касаясь земли. Он ничуть не торопился: тут наводил глянец на листок ландыша, там вдыхал аромат первоцвета. Время от времени он останавливался, оглядывался по сторонам, хлопал в ладоши и запевал утреннюю песенку эльфа:

Вставай, вставай! Горит восход!

На смену эльфу эльф идет.

Ты ночью царствуешь во тьме,

А утром мой настал черед.

Трон, Галадор, уступишь мне.

Вставай, вставай! Горит восход![5]

Так он бодро шагал и пел, прерывая иногда свою песенку, чтобы весело распорядиться:

— Прыгай, бельчонок! Растопырь лапки, распуши хвост и лети вместе с ветром с сосны на граб… А ты, малиновка? Чего ждешь, щебетунья? Щебечи!.. А ты где, дятел? Что-то я не вижу твоей пестрой шапочки. Стучи!.. А ты, сизый голубь? Воркуй!.. А ты, певчий дрозд? Пой!

И он хлопал в ладоши, чтобы разбудить каждую травинку, каждый цветок, каждую капельку росы на листьях; в ответ раздавались щебет малиновки, воркование голубя, стук дятла на сосне и радостная трель дрозда.

— Это ты, Антальцидор? Я засыпаю.

— Уже?

— Я почти заснул. Тебе давно пора быть здесь.

Сонный, со слипающимися глазами, Галадор встречал друга. Это происходило всегда в один и тот же час, под самым красивым деревом в лесу, на Королевской Поляне, к которой вели все дороги и тропинки.

Дерево стояло посреди поляны, и его было видно отовсюду: огромное, просто гигантское, оно покрывало все вокруг трепещущим лиственным куполом. Это был граб с серебристой корой, его сильные корни приподняли почву так, что образовался круглый, покрытый мхом холмик. Именно там, между двумя огромными, узловатыми, но красиво изогнутыми корнями, находился королевский дворец. И конечно, ни одно человеческое жилище не могло сравниться с ним по прочности, великолепию и красоте. Ни шелк, ни парча не могли соперничать с густым, красновато-коричневым, отливающим золотом мхом. Отполированные корни не уступали лучшим изделиям краснодеревщиков. А утренний и вечерний туман развешивал во дворце очаровательные занавески, прозрачнее самого тонкого батиста. Ткачихи-паучихи плели свои сети — в них дрожали жемчужины росы, но ни разу не попалась ни одна мошка.