Как я теперь живу - [31]

Похоже, я теперь уверовала.

Сыр засох и заплесневел по краям, но не испортился. Сколько же тут сыра! Кекс с изюмом в жестянке — как новенький. Яблочный сок забродил, но пить можно. Сушеные абрикосы — просто замечательные. И огромная плитка шоколада в оберточной бумаге. Протухшую ветчину приходится выбросить, запах у нее такой же тошнотворный, как там, на ферме.

Ясные октябрьские ночи сменяются ясными октябрьскими днями, в овчарне холодновато, но снаружи к полудню становится довольно приятно — Пайпер говорит, земля еще хранит летнее тепло. Мы кладем одеяла с южной стороны овчарни и сидим, прислонившись к теплой каменной стене, как две пожилые дамы, попивая забродивший яблочный сок, разбавленный дождевой водой, чтобы на подольше хватило. Засовываем в рот малюсенькие кусочки сыра и кекса, стараемся жевать помедленнее, иначе желудок взбунтуется от нормальной еды. Все равно, еда кажется слишком сытной, и в животе бурчит. Остается только сидеть, не шевелясь, пусть маленькие глоточки еды и питья, тишина и покой знакомого окружения возродят и душу, и тело.

Проходит несколько дней. Мы еще с вечера приняли решение наутро сходить в большой дом, посмотреть, нет ли чего полезного. Похоже, что к нам потихоньку возвращается человеческий облик.

Просыпаюсь посреди ночи. Внизу что-то шуршит. Первая мысль — Эдмунд! Вторая — ну все, опять началось. Третья — наверно, крыса, надо проверить, надежно ли спрятана еда. Но звук такой знакомый-знакомый. Сажусь резко. Пайпер тоже не спит, глаза широко раскрыты. Улыбается — первый раз за все эти дни. Свистит тихонечко, в ответ раздается тявканье. Я чуть не расхохоталась — долго же до меня доходит! Это Джет.

Мы кубарем скатываемся вниз. Он исхудал, шерсть свалялась, но, кажется, здоров. Безумно счастлив, что мы тут. Валится, как щенок, на спину, задрав лапы, и извивается всем телом в щенячьем восторге. А мы его гладим, и обнимаем, и целуем, и повторяем, как по нему соскучились.

Пусть Пайпер с ним играет, а я пойду достану сыра и кекса. Мы кормим пса медленно, но пользы от этого никакой, он глотает еду стремительно, жевать не успевает. Нам еще долго жить на этих запасах, а то бы все ему скормила — такой он оголодавший.

Заснуть сразу не получается, хочется, чтобы Джет был все время рядом. Мы затаскиваем его на сеновал — он не в большом от этого восторге. В конце концов все угомонились — Джет устраивается чуть в сторонке от Пайпер, а она его за переднюю лапу держит. На всякий случай. Я рядом, Пайпер за переднюю лапу держу. На всякий случай. Так и засыпаем.

Вернуться в дом не так легко — для этого нужны все физические и душевные силы, а у нас их совсем мало. Я уже приготовилась к худшему. Но все оказывается не так уж плохо. Хотя дом, конечно, полностью разорен, и это что-то вроде последнего удара под дых.

Свет и телефон, естественно, не работают. Ни посланий, ни записок, ничего, что бы помогло найти Эдмунда и Айзека, но, с другой стороны, стекла не разбиты и стены дерьмом ради куражу не вымазаны. Почти вся мебель снесена в сарай, а все остальное раскидано по углам или перевернуто. Куча битой посуды повсюду, а та, что не разбита, — грязная донельзя, объедки присохли. Туалеты полным полны, грязь и глина на всех коврах. Нашу одежду не тронули — но только потому, что она всем мала.

Кухня в самом жутком состоянии, эти вояки явно проводили здесь все время. На большом столе ворох бумажек, на стенах нарисованы карты, и никакой еды, кроме той, что я уже нашла в кладовке. В сарае — мы с Пайпер проверили — ни цыплят, ни овец. Никого. То ли разбежались, то ли их забрали, то ли пошли армии на обед.

В спальнях порядка чуть побольше — мебель сдвинута, но довольно-таки чисто. Затаив дыхание, открываю дверь в свою комнатушку. Внутри — старые белые стены, всё как в тот день, когда нас увезли. Только цветочки завяли, в бутылке одни сухие стебельки. Поднимаю одеяло с пола, кладу аккуратно на кровать, выглядываю в окно и вспоминаю, как Эдмунд привез меня сюда на джипе.

Я словно слышу эхо наших голосов, отражающееся от стен.

Напоследок заглядываю в ящики комода — там чистые, аккуратные стопки одежды. Всё, мне больше ничего не надо — только бы помыться как следует.

Смотрюсь в холле в большое зеркало — огромная ошибка, не могу узнать свое отражение. Тощая, грязная, волосы свалялись. Проверяю воду — насос не работает. Пайпер помогает мне натаскать наверх воды из бочки в саду, наполняю ванну — чуть донышко прикрыв, нахожу в спальне тети Пенн кусок мыла и шампунь. И, предвкушая чистую одежду, начинаю превращение в нормального человека.

Если вам доводилось ходить и спать неделю за неделей, не меняя одежды, вы меня поймете. Чудесное чувство — кожа снова шелковистая и гладкая. Какое счастье — постричь ногти, соскрести грязь с ладоней и ступней, а мыло пахнет как розы. Потом надеть чистую одежду и расчесать ЧИСТЫЕ волосы, и пусть сохнут — мягкие, пушистые — на теплом солнышке.

Мы снова наполняем ванну — очередь Пайпер. За чистой одеждой к ней в спальню приходится идти тоже мне — она не хочет туда входить. Не знаю, чего боится, но она уперлась — как маленький ребенок, который ни за что не откроет дверь шкафа, потому что там кто-то прячется в темноте. Наверно, страшится призраков, которые бродят по дому, — и не мне ее за это осуждать.