Как я свалила из Германии обратно в Россию - [4]

Уже через несколько часов слышались смелые голоса, особенно с «камчатки», где распивали истинную русскую… И шум пустых бутылок стал постоянным спутником всех пассажиров автобуса.

Сидящие в хвосте без остановки пили и болтали так, что их громкая речь и привычный мат росли подобно грибам в лесу после хорошего дождя. И чем ближе подъезжал автобус к ухоженной и стильной загранице, тем более выпуклым и уродливым казался контраст пьющих и матерящихся русаков с мелькавшей за окнами картинкой – ухоженными, отштукатуренными зданиями, подстриженной травой, безупречными цветочными клумбами.

Вначале я увидела Польшу, в которой было все же больше порядка и чистоты, чем в растрепанной и разорванной властями и распадом Союза родине. А потом – и Германию…

Маленькие, чистенькие, будто с картинки сошедшие домики постепенно становились все богаче и разнообразнее, чем дальше автобус продвигалcя на Запад. Чистота и красота улиц, фонтанов, цветов пьянила, обещая в уже создаваемых на ходу фантазиях так много необычного и нового – сказочного…

«Наконец-то после долгого, непреходящего внутреннего напряжения и страха я приближаюсь к долгожданной золотой стране…»

Одновременно с радостью росла и тревога. Ведь, как ни крути, я ехала в неизвестность. Еще в Москве я поняла, что ситуация не так благостна, как ее расписывала Тамара. Вместо Евгении, русской и, как утверждали, весьма симпатичной особы, меня встретил грек, жених Евгении, Кириякос (как потом выяснилось, один из центральных сутенеров греческой компании). Сама заказчица живого товара в это время находилась на «важном тайминге» в загсе, где заключался фиктивный брак между русской девушкой, работавшей в баре, и ее будущим мужем, живущим в Германии.

Прибытие автобуса ожидала толпа народа. Друзья и родственники сидящих в салоне улыбались и махали им руками. Мне не улыбался никто.

Я огляделась и увидела стоящих неподалеку двух молодых мужчин. Один из них, согласно описанию, и был женихом Евгении: темноволосый, привлекательный, но с холодными, стеклянными глазами. Его напарник – невысокий и коренастый – отличался бандитской выправкой и накачанными мускулами.

Я сама пошла им навстречу (если бы я только знала, куда иду!), затем, подчинясь жестикуляции Кириякоса, села в спортивный «Мерседес», по всей видимости, последний писк автомобильной моды и техники. Мою дорожную сумку коренастый грек бесцеремонно бросил в багажник другой машины.

Через центр они поехали к окраине Гамбурга. Заводы, фабрики – огромные промышленные территории. Присмотревшись к работникам в белых халатах и перчатках, я поняла, что они заезжают на территорию мясокомбината. Из больших цехов вывозили огромные туши обработанного мяса со штемпелями для отправки в торговлю.

В офисе, куда они приехали, их ожидала еще одна пара молчаливых греков. Кириякос указал мне на стул, а сам расположился в нескольких шагах. По всей видимости, этот офис был местом получения и передачи товара, а также выяснения всяких формальностей между дельцами.

Почему-то тут не зажигали свет. Никто ничем не занимался. Молчали или приглушенно переговаривались между собой. Иногда перезванивались по сотовому. Я сидела у окна, и когда мне становилось скучно разглядывать серые стены, я переводила взгляд на уже покрытые желтизной с красным окатом листья деревьев за окном.

В окружении охраны я просидела на офисном стуле не меньше часа. Меня отпустили только в туалет, но и туда за мной последовали два грека. Мне было даже смешно: зачем меня так охранять? Я здесь все равно ничего и никого не знаю. Хорошо, хоть в уборную греки не заходили, а молча стояли в коридоре.

Еще через несколько долгих часов до Кириякоса дошло, что его заложница, наверное, голодна. Он протянул мне завернутый в фольгу сэндвич. Хуже и суше этого бутерброда я еще ничего не ела в своей жизни. А может быть, мне просто так казалось. Состояние мое было непонятным: смешение усталости, транса и напряжения. В то же время я пыталась контролировать, насколько еще позволяли силы, происходящее вокруг.

Наконец греки о чем-то договорились, и стало понятно: мы снова должны ехать. Как потом выяснилось, домой к Евгении и Кириякосу.

Квартира их находилась за городом, в многосемейном доме, с удобным, встроенным гаражом в подвале. Выйдя из машины, я попыталась что-то спросить у Кириякоса, но тот предупредительным жестом указал мне: «Тихо!» Вероятно, чтобы соседи не заподозрили, что через эту квартиру проходит конвейер по продаже иностранных девушек.

Кириякос потребовал у меня паспорт. Я показала ему документ, но грек ловко выхватил его из рук, сказав на искалеченном английском, что паспорту лучше быть у него, тем более я еще не отдала деньги за билет. Щелкнув замком, он запер паспорт в ящике секретера.

Вечером появилась Евгения со своей подопечной – новоиспеченной женой, девушкой двадцати двух лет, разумеется, без мужа – ведь брак был лишь фикцией. Заказали по телефону еду из греческого ресторана, отметили заодно удачную сделку в загсе и приезд новенькой.

Уже ночью снова поехали – греки впереди, я и Беттина, так звали вышедшую замуж девушку, на заднем сиденье. Нас везли в Северную Вестфалию. Здесь, в самой большой немецкой земле, располагалась уйма клубов и борделей, куда греческая мафия поставляла девушек для работы.