Какой сатанинский договор предлагался мне? И все же на душе у меня стало как-то спокойнее. Я сказала:
— Оставайтесь.
И добавила, желая сохранить за собой на всякий случай путь к отступлению:
— Вы мерзки. Я смогу терпеть вас, только пересиливая отвращение.
Пальцы нетерпеливо задвигались и приступили к работе.
Не могу сказать, что я хорошо спала эту ночь.
Всю ночь напролет в темноте моей конуры скрипело перо, которым водили по бумаге проклятые пальцы.
Я попросила у знакомого пишущую машинку, и пальцы перепечатали текст. На другой день с рукописью под мышкой и с пальцами в кармане (я все время чувствовала их там) я вошла в самое крупное издательство, где меня сразу же принял шеф.
Бросив беглый взгляд на кипу бумаги, которую я положила перед ним, он с места в карьер предложил мне великолепный договор, который я тут же приняла, и аванс в десять тысяч долларов.
Он почти насильно навязал мне своего агента, проныру, который, не сходя с места, подобрал мне роскошно обставленные апартаменты. Большой магазин обновил мой гардероб, модный парикмахер придал новый вид моей голове, который и увековечили фотографы. Вскоре ее можно было лицезреть во всех журналах и газетах Америки, многократно воспроизведенную со многими и всегда лестными комментариями.
Издательский агент познакомил меня со всеми театрами и ресторанами города. Обо мне он говорил не иначе как с величайшим почтением. Скоро мое имя перестали употреблять без эпитета “гениальная”.
Я-то хорошо знала, что такое моя гениальность: пять кусков мертвечины, связанные шнурком от ботинок.
Когда пальцы писали мой второй шедевр, я была уже известнее Эйнштейна, прославленнее любой кинозвезды.
Временами наедине с собой я пыталась вновь обрести самое себя. Я рисовала. Мои наброски, какими бы неудачными они ни были, были моими.
Вскоре для меня был отрезан и этот путь. Издательский агент застал меня, когда я рисовала небоскребы, схватил, несмотря на все мои протесты, стопку рисунков и использовал их для рекламы.
Люди, буквально рвали их у меня из рук, и о них было много разговоров — мои рисунки называли “любимым времяпрепровождением гениальной женщины”.
Мужчины, как я вижу теперь, докучнее тараканов. Мне некуда деваться от них, и фальшивый рай, который для меня создали живые пальцы мертвеца, оказывается страшнее преисподней.
Они, эти немыслимые пальцы, присвоили меня, и я стала существом без собственной жизни.
Ночью они создают романы, статьи, элегии. Когда я не сплю, я слышу, как они пишут.
На рассвете они соскакивают со стола на ковер и идут в мою комнату. Они хватаются за полог кровати, и потом я чувствую их — ледяные и неподвижные, у самого своего горла.
Когда ужас становится непереносимым, я встаю и ставлю пластинки. Я часто напиваюсь, хотя терпеть не могу алкоголя.
Я не стану выбрасывать пальцы за окно — они все равно вернутся. Я не говорю им ничего, но, быть может, в один прекрасный день я их сожгу. Или испробую на них действие кислоты.
Я чувствую, что скоро мне будет просто невмоготу выносить их присутствие. А ведь они любят меня и наверняка читают без труда мои самые затаенные мысли.
Не сильнее ли обычного сжимали они сегодня утром мое горло?
