Как я стал переводчиком Сталина - [10]

И Гитлер предпринимает еще одно усилие. 19 августа Шуленбург получает указание немедленно посетить Молотова и сообщить ему, что, хотя германская сторона тоже предпочитала бы вести переговоры в «нормальных условиях», по дипломатическим каналам, необычная ситуация, сложившаяся в данный момент, не позволяет этого сделать. Далее послу поручалось заявить, что немецко-польские отношения с каждым днем ухудшаются и в любой момент могут возникнуть столкновения, которые приведут к открытому конфликту. По мнению фюрера, нельзя допустить, чтобы такой конфликт создал трудности для выяснения советско-германских отношений, тем более, многозначительно подчеркивалось в инструкции послу, что в этом конфликте «должны быть приняты во внимание русские интересы».

Получив эту директиву, Шуленбург немедленно отправился в Кремль. Но Молотов довольно холодно воспринял его заявление. Он повторил, что прежде всего следует подписать торговый договор и опубликовать его. Только после этого можно заняться подготовкой проекта пакта о ненападении.

А затем произошел внезапный поворот. Едва посол вернулся в свою резиденцию, как его снова вызвали в Кремль. По-видимому, Сталин, выслушав доклад Молотова о беседе с Шуленбургом, учуял между строк гитлеровского послания соблазнительную возможность заключить с фюрером выгодную сделку. И тут же приказал срочно вернуть германского посла. Нисколько не смущаясь тем, что каких-нибудь полчаса назад он говорил совсем другое, нарком любезно разъяснил Шуленбургу, что после доклада советскому правительству он готов сообщить следующее:

— Если 20 августа состоится подписание торгового договора, то рейхсминистр может прибыть в Москву 26 или 27 августа.

Чтобы еще более определенно подтвердить новую позицию советской стороны, Молотов вручил Шуленбургу проект договора о ненападении.

В Берлине все это восприняли как готовность Сталина пойти навстречу немецким пожеланиям. Решив, что между ним и Сталиным устанавливается взаимопонимание, Гитлер поспешил воспользоваться благоприятной ситуацией. Германской делегации на экономических переговорах дается указание проявить гибкость, и 20 августа подписывается советско-германское торговое соглашение. Однако фюрер не может согласиться на отсрочку визита Риббентропа в Москву до 26–27 августа: эти даты слишком близки ко дню вторжения в Польшу. И он диктует свое первое личное послание Сталину, вождю ненавистного ему «мирового большевизма»: 20 августа 1939 г.

Господину И. В. Сталину, Москва

1. Я искренне приветствую заключение германо-советского торгового соглашения, являющегося первым шагом на пути изменения германо-советских отношений.

2. Заключение пакта о ненападении означает для меня закрепление германской политики на долгий срок. Германия, таким образом, возвращается к политической линии, которая в течение столетий была полезна обоим государствам. Поэтому Германское Правительство в таком случае исполнено решимости сделать все выводы из такой коренной перемены.

3. Я принимаю предложенный Председателем Совета Народных Комиссаров и Народным комиссаром СССР господином Молотовым проект пакта о ненападении, но считаю необходимым выяснить связанные с ним вопросы скорейшим путем.

4. Дополнительный протокол, желаемый Правительством СССР, по моему убеждению, может быть, по существу, выяснен в кратчайший срок, если ответственному государственному деятелю Германии будет предоставлена возможность вести об этом переговоры в Москве лично. Иначе Германское Правительство не представляет себе, каким образом этот дополнительный протокол может быть выяснен и составлен в короткий срок.

5. Напряжение между Германией и Польшей сделалось нетерпимым. Польское поведение по отношению к великой державе таково, что кризис может разразиться со дня на день. Германия, во всяком случае, исполнена решимости отныне всеми средствами ограждать свои интересы против этих притязаний.

6. Я считаю, что при наличии намерения обоих государств вступить в новые отношения друг с другом является целесообразным не терять времени. Поэтому я вторично предлагаю Вам принять моего Министра иностранных дел во вторник, 22 августа, но не позднее среды, 23 августа. Министр иностранных дел имеет всеобъемлющие и неограниченные полномочия, чтобы составить и подписать как пакт о ненападении, так и протокол. Более продолжительное пребывание Министра иностранных дел в Москве, чем один или максимально два дня, невозможно ввиду международного положения. Я был бы рад получить от Вас скорый ответ.

Адольф ГИТЛЕР.

Генезис пакта

Как же следовало поступить советскому руководству в создавшейся ситуации? Сейчас некоторые считают, что не надо было идти на заключение пакта о ненападении, а если и подписать его, то уж, во всяком случае, отказаться от дополнительного протокола, который объявлен «аморальным» и «незаконным» изначально. Хотя такова сейчас официальная советская точка зрения, мне представляется, что к оценке тогдашней ситуации подошли с сегодняшними мерками. Ведь многое из того, что ныне большинство прогрессивно мыслящих людей полагает аморальным, полвека назад считалось нормой международного поведения. Да и сейчас, например, вторжение американских войск в суверенное государство Панаму — только потому, что Вашингтону не понравился ее президент, как будто представляется многим западным моралистам вполне обоснованным. По теперешним стандартам политика «невмешательства» в события в Испании, где с помощью Гитлера и Муссолини было свергнуто законное правительство, так же как и мюнхенская сделка с Гитлером, выдавшая ему Чехословакию, безусловно аморальна. Но нынешние английские и французские руководители не спешат клеймить политику своих предшественников 30-х годов. Однако дело не только в этом. Важно учитывать обстановку, сложившуюся к осени 1939 года.