Как я отыскал Ливингстона - [62]

Дорога от восточной Туры шла через поля, засеянные рисом, мавери или баири, как его называют арабы; поля бататов, большие грядки огурцов, арбузов, росли в глубоких бороздах между рядами голькуса. Несколько широколистых плантационных растений виднелись в окрестностях деревень, становившихся чрезвычайно многочисленными. Деревни вакимбцев похожи на деревни вагогцев: они квадратны, имеют низкие крыши и окружают обширные густые пространства, разделенные иногда на три или на четыре части плетнями из стволов матамы. В центральной Туре, в которой мы остановились, мы могли достаточно убедиться в коварстве жителей.

Гамед, который, несмотря на все свои усилия достигнуть Унианиембэ прежде чем прочие арабы привезут туда свои товары, не мог заставить своих носильщиков делать двойные переходы в день, должен был остановиться близ центральной Туры, вместе с теми из простых арабов, которые предпочитали его безумную поспешность спокойному движению Тани. Первая ночь, проведенная нами в Униамвези, была полна волнений. В лагерь к нам прокрались два вора; но вскоре звук взводимого курка показал им, что лагерь белого человека хорошо охраняется. Затем был посещен лагерь Гамеда; но и здесь бдительность хозяина разрушила их попытку, потому что Гамед ходил взад и вперед по своему лагерю с заряженным ружьем, так что воры должны были отказаться от намерения утащить один из его тюков. От Гамеда они перешли к Галану (одному из прислуживавших нам арабов), где им удалось уже схватить два тюка, но, к счастию, они разбудили чуткого раба, который быстро схватил свое заряженное ружье и в ту же минуту убил наповал одного из них. Таково было наше первое знакомство с вакимбцами в Туре.

На следующее утро жители окрестных деревень узнали о несчастном конце, постигшем одного из них; хотя они были смелыми ворами ночью, однако днем выказались совершенными трусами и не отомстили ни делом, ни словом, ни даже взглядом. В этот день была дневка, и туземцы нанесли к нам такое множество меду, масла, бататов и хлеба, что за два доти я мог устроить пир своим людям в честь нашего прибытия в Унианиембэ.

18-го все три каравана — Гамеда, Гассана и мой — вышли из Туры по дороге, извивавшейся среди полей матамы. После часа пути мы прошли Туру Перро, или западную Туру, и снова вошли в лес, где туземцы добывают мед и устраивают капканы для поимки слонов, которыми лес, как говорят, изобилует. После часовой ходьбы от западной Туры мы достигли зивы или пруда. Их было здесь два; они были расположены посреди небольшой открытой поляны и до сих пор сохранили влажность от воды, заливающей их в дождливое время года. Простояв здесь три часа, мы двинулись в терзкецу, или послеполуденный переход.

Мы шли все по одному и тому же лесу от западной Туры и до Квала-Мтони, или, как ее неправильно назвал на своей карте Буртон, Квале. Вода здесь расположена в больших прудах или глубоких углублениях широкой и изборожденной Квальской впадины. В этих прудах водится особенный род камбалы; одну из этих рыб я приготовил к обеду и нашел ее весьма вкусной для того, кто не пробовал рыбы с тех пор, как покинул Багамойо. Быть может я не оказался бы до такой степени снисходительным, если бы, при моем несколько прихотливом вкусе, мне был предоставлен более обширный выбор.

От Туры до Квала Мтони семнадцать с половиною миль — расстояние, которое хотя и может быть легко пройдено в один день, если это приходится делать редко, но которое становится невыносимым, когда такие переходы совершаются каждый день: так думали по крайней мере мои носильщики, солдаты и спутники, поднявшие громкий ропот, заслышавши сигнал к выступлению. Абдул-Кадер, портной, взятый мною как человек, годный на все руки, начиная от починки сапог и кончая охотой на слонов но оказавшийся впоследствии слабейшим из слабых, способным только есть и пить — Абдул-Кадер еле волочил ноги.

Уже давно небольшой запас товаров, припасенных им из Занзибара, в надежде накупить на них слоновой кости и рабов и разбогатеть в прославленном Униамвези, исчез, Когда мы приготовлялись к выступлению, он пришел ко мне с самым печальным рассказом о своей близкой смерти, дававшей о себе знать ломотою в костях и болью в спине: он едва стоял на ногах; он уверял, что в скором времени он совершенно свалится — не сжалюсь ли я над ним, не отпущу ли я его? Причина этого необыкновенного требования, столь несоответствовавшего надеждам, которые он имел, отправляясь из Занзибара, когда ему так сильно хотелось сделаться обладателем рабов и слоновой кости у Ниамвези, заключалась в том, что я приказал нести до Унианиембэ седла с двух недавно павших ослов. Седла весили всего 16 фунтов, как показывали пружинные весы, тем не менее, Абдул-Кадеру опротивела жизнь, когда он стад думать о длинном переходе, отделяющем мтони от Унианиембэ. Он упал ниц, целовал мои ноги и умолял именем Бога отпустить его. Так как я был несколько знаком с индусами, то знал, как следует поступать в подобном случае; я тотчас же согласился на его просьбу, потому что мне также надоел Абдул-Кадер, как последнему, по его словам, надоела жизнь; но индус не хотел быть покинутым в джунгле, как говорил он, но после прибытия в Унианиембэ.