Как я отыскал Ливингстона - [59]

Когда мы достигли лагеря, то все успели уже развеселиться кроме Ахмеда. Случилось, что слуги Тани разбили его палатку слишком близко к дереву, вокруг которого были сложены тюки Гамеда. Неизвестно, подумал ли маленький шейх, что честный старый Тани способен украсть один из его тюков, но только Гамед пришел в ярость от такой близости и успокоился не прежде чем Тани приказал перенести ее на сто ярдов далее. Но Гамеда вскоре стал мучить его поступок, потому что уже за полночь — как рассказывал мне Тани — он пришел к нему в палатку и на коленях, целуя его руки и ноги, умолял о прощении, которое, конечно, и получил, потому что не было человека добрее и великодушнее Тани. Однако Гамед не успокоился, пока не перенес сам с своими слугами палатку своего друга на старое место.

В Муниеке вода, добытая из глубокой впадины в сиенитовом утесе, была чиста как хрусталь и холодна как лед — роскошь, которою нам не приходилось наслаждаться с тех пор, как мы покинули Зимбамуэни.

Теперь мы были на границе Унианци или, как его чаще называют, «Магунга-Мкали» — горячая земля или горячее поле. Мы прошли через деревню, населенную вагогцами и вскоре могли отряхнуть прах Угого с ног своих. Мы вступили в Угого полные надежд, надеясь встретить роскошную, текущую медом и млеком страну. Но мы жестоко ошиблись. Угого оказалось землею желчи и горечи, полною душевных тревог и невзгод, землею, в которой опасности были на каждом шагу, и не было никакой защиты от капризов пьяных султанов. Нечего удивляться, что все мы были счастливы в эту минуту. То же обстоятельство, что перед нами лежала, как думали многие, настоящая пустыня, не только не ослабляло, но даже усиливало нашу радость. Африканские пустыни часто оказывались дружественнее населенных местностей.

В это утро кирангоци протрубил в свой рожок веселее, чем трубил обыкновенно в Угого. Мы приближались к Магунга Мкали.

В 9 ч. утра, три часа после того как мы покинули Муниеку и два часа после перехода через границу Угого, мы сделали привал у Мабунгуру Нулаха. Нулаг вытекает из горной цепи, отделяющей Угого от Магунга Мкали, и после слияния своих ручьев, образующих его верховья, течет, по направлению к юго-западу. В дождливое время года он должен быть почти непроходим, по причине чрезвычайной крутизны своего русла. В полдень мы снова выступили в путь. Ваниамвези кричали, аукали и пели вангванские солдаты, слуги и пагасисы состязались с ними в голосистости и шумливости, и все вместе наполняли окружающий густой лес невыразимым шумом и гамом.

Виды были гораздо живописнее всех тех, какие нам приходилось видеть со времени нашего выступления из Багамойо. Почва представляла вид величественных холмов, усыпанных то там, то сям возвышениями и колоссальными сиенитовыми замками, придававшими лесу необыкновенный и фантастический вид. Издали могло даже показаться, что приближаешься к клочку Англии, какою она должна была быть во времена феодализма: до такой степени странный и фантастический вид принимали скалы. Здесь они представляли нагроможденные друг на друга глыбы скал, готовые, как казалось, обрушиться при первом дуновении ветерка; там они поднимались в виде притупленных обелисков, превосходивших высотою самые большие деревья; далее они представляли могучие волны, блестевшие на солнце; в одном месте они лежали маленькими кучами раздробленных осколков, в другом — казались целыми холмами.

К 5 ч. пополудни мы прошли двадцать миль и был подан сигнал к остановке. В час ночи, когда взошел месяц, по безмолвному лагерю раздался звук трубы и голос Гамеда, дававший знак к выступлению. Очевидно шейх Гамед совсем сошел с ума, иначе с чего ему было так рано поднимать нас? Падала обильная и холодная, как лед роса; ропот неудовольствия со всех сторон отвечал раннему призыву. Полагая, однако, что Гамед руководствуется какими-нибудь неизвестными нам основаниями, мы решились ждать, что покажут обстоятельства.

Так как все были не в духе, то ночной переход совершился в глубоком молчании. Термометр показывал 53° (9 3/4° R.), так как мы находились на высоте 4,500 ф. над морским уровнем. Почти голые носильщики чтобы согреться шли быстро и потому часто спотыкались о камни и древесные корни и обдирали себе кожу о терновник. В 3 часа утра мы прибыли в деревню Униамбоджи, где и бросились отдыхать и спать, пока рассвет не покажет, что должно делать измученному каравану.

Было уже поздно, когда я проснулся; солнце ярко светило мне прямо в лицо. Вскоре ко мне пришел шейх Тани и сообщил, что Гамед ушел уже два часа тому назад и предлагал и ему идти вместе с ним, но он решительно отказался от такого безумия. Я вполне согласился с ним, и в свою очередь спросил, какая терекеца предстояла нам? Можем ли мы в послеполуденный переход достигнуть места, обильного водою и хлебом? Тани отвечал утвердительно. Тогда я спросил его нельзя ли достать воды и съестных припасов в Униамбоджи. Тани отвечал, что он не потрудился осведомиться об этом, но что жители деревни говорили ему, что у них много матамы, рису, мавери, овец, козлов и цыплят и по такой дешевой цене, какой неслыханно в Угого.