Как я отыскал Ливингстона - [4]

Занзибар можно назвать, если хотите, Багдадом, Испаганью, Стамбулом Восточной Африки. Он представляет громадный рынок, на который стремятся из внутренней Африки торговцы слоновою костью. На этот рынок доставляются: копайская камедь, кожи, орхилла, строевой лес и черные рабы из Африки. Багдад славился своими шелковыми базарами, Занзибар славится своими базарами слоновой кости; Багдад торговал некогда драгоценными каменьями — Занзибар торгует копайскою камедью; в Стамбул доставляли черкешенок и грузинок — в Занзибар привозят черных красавиц из Угийова, Угиндо, Угого, Униамвези и Галла.

Торговля производится здесь тем же способом, как и во всех магометанских странах, т.е. способом, который был в употреблении еще до рождения Моисея. Араб никогда не меняется: он принес сюда с собою обычаи своих предков. Здесь он настолько же араб, как в Москате или в Багдаде: всюду за ним следует его гарем, религия, костюм и вооружение. Никакие насмешки негров не могут убедить его переменить свои привычки с переселением в Африку. Но страна не приняла восточного характера; араб не в состоянии был изменить атмосферу, страна имеет полуафриканский характер, а город полу-арабский.

Для человека, приехавшего в первый раз в Африку, москатские арабы Занзибара представляют интересный предмет для изучения. Все они по большей части много путешествовали на своем веку, причем им нередко приходилось подвергаться серьезным опасностям, во время поисков за драгоценною слоновою костью в центральной Африке; частые путешествия и приобретенная в них опытность придали чертам их лица вид самоуверенности и самодовольства; в их взорах есть что-то спокойное, решительное, независимое, что невольно внушает уважение. Потрясающими рассказами, которые вы услышите из их уст, можно наполнить целые томы.

К помесям я чувствую большое презрение. Метисы ни черны, ни белы, ни добры, ни злы, не заслуживают ни любви, ни ненависти. Они всегда заискивают у влиятельных арабов и постоянно жестоко обращаются с несчастными, находящимися у них в рабстве. Если я встречал жалкого, почти умиравшего с голода негра, то всегда был уверен, что он принадлежал кому-либо из этого племени. Я всегда ненавидел этих людей, пресмыкающихся и лицемерных, трусливых и жалких, предательских и подлых. Метис всегда готов ползать у ног богатого араба и неумолим к бедному черному рабу. Чем более он клянется, тем более вы можете быть уверены, что он нагло лжет; а между тем, большинство населения в Занзибаре состоит из этой расы, сифилитической, с гнойливыми глазами и дряблою кожею выродка африканского араба.

Банианец — коммерсант от природы, идеал человека, зашибающего копейку. Деньги так же естественно текут в его карманы, как реки с возвышенности в долину. Никакие угрызения совести не остановят его от попытки надуть своего ближнего. Он превосходит в этом отношении еврея, и единственным его соперником на рынке является парсис; араб — ребенок в сравнении с ним. Стоит посмотреть, как ловко умеет парсис извлекать выгоду из любой сделки с туземцем. Есть, например, у туземца слоновой клык, весящий, положим, два фразилаха; несмотря на то, что весы точно показывают это, и туземец торжественно объявляет, что он весит даже более двух фразилахов, наш банианец клянется и божится, что туземец ничего не понимает в этом толку, и что весы показывают неверно, что клык едва весит один фразилах. «На, бери деньги», говорит он, «и убирайся». «С ума сошел ты, что ли?» Если туземец колеблется, то банианец приходит в ярость; он толкает его, с презрительным равнодушием переворачивает клык — дескать, стоит ли хлопотать из-за такой безделицы, и хотя говорит изумленному туземцу, что ему некогда возиться с ним, но всегда уверен, что тот не мннет его лавки.

Баниане пользуются самым значительным влиянием на торговлю в центральной Африке. За исключением весьма немногих богатых арабов, все остальные промышленники вынуждены иметь дело с ростовщиками. Промышленник, желающий отправиться внутрь Африки, для приобретения рабов, слоновой кости или других ценных предметов, обращается к банианцу, прося его ссудить ему 5,000 дол. за 50, 60 или 70%. Банианец всегда уверен, что он ничего не теряет, удастся ли предприятие промышленника или нет. Опытный промышленник редко несет убыток, а если его постигло несчастие, то он не теряет кредита; с помощию банианца он снова становится на ноги. Чтобы дать понятие, как ведется торговля с внутреннею Африкою, возьмем следующий пример. Предположим, что араб отправляет внутрь страны караван, с грузом стоимостью в 5,000 дол. В Унианиембэ груз стоит 10,000, в Уджиджи 15,000; таким образом цена его утроилась. За пять доти или 7,50 дол. можно купить в Уджиджи раба, который в Занзибаре стоит 80 дол. Если он купит на всю сумму невольников, то, вычтя издержки на доставку груза в Уджиджи и обратно, он выручит в Занзибаре чистого барыша 13,920 дол. Теперь возьмем торговлю слоновою костью. Если промышленник возьмет с собою 5,000 дол., то за вычетом издержек в 1,500 дол. до Уджиджи и обратно в Занзибар, у него все-таки останется на 3,500 дол. товара, на который он приобретет слоновую кость. В Уджиджи последняя стоит по 20 дол. фразилах, следовательно на 3,500 дол. можно приобресть 175 фразилахов, из которых за каждый заплатят в Занзибаре по 60 дол. Таким образом промышленник получит чистого барыша 10,500 дол. Иногда он выручает еще более, но во всяком случае барыши его громадны.