Как я отыскал Ливингстона - [200]

М-р Ормузд Рассам, будучи спрошен, отвечал, что, на основании своих опытов в Абиссинии, он полагает, что лучшее средство получить какие-нибудь известия о человеке, находящемся где-нибудь далеко, заключается в посылке нарочных из туземцев. В трех различных случаях он употреблял этот случай для сообщения с магдальскими пленными из Масавага. Он употреблял трех разных нарочных - одного христианина, другого магометанина и третьего туземца из западной Абиссинии. Он послал их по трем различным дорогам; и был вполне уверен, что они ничего не знали о движениях друг друга. Один из них, правда, подделал письмо и принес его ему; но два других возвратились через 10 дней с верными известиями. Многие мускатские арабы, путешествовавшие до озера Танганики, уверяли его, что нет никакой трудности пройти туда и обратно с бусами и прочими товарами.

Генерал Риджбай был того мнения, что план, предложенный м-ром Рассаном, совершенно не удастся. В Абиссинии отдельные путешественники могут проходить от одной отдаленной страны в другую, но на восточном берегу Африки это невозможно. Там всякого путешественника должен сопровождать караван с отрядом вооруженных людей. Единственные караваны, отправлявшиеся к озеру, принадлежали купцам, для которых время не имеет никакого значения, и если Общество обратится к отдельным нарочным, которым придется отправляться с одним караваном и ходить до тех пор, пока нельзя будет возвратиться с другим, то ему придется ждать, быть может, пять лет или более. Он был убежден, что единственным средством сообщения с Ливингстоном может служить посылка предприимчивого английского путешественника, хорошо снабженного всем необходимым и сопровождаемого небольшим вооруженным отрядом;

М-р Рассам пожелал прибавить, что он сносился посредством нарочных со старшинами отдаленной области Галла, для достижения которой необходимо было от 30 до 40 дней пути. Он полагает, что не будет никакого неудобства, если испытать оба плана.

Президент объявил, что совет решил попробовать сперва посылку туземных нарочных, и если этот план не удастся, то обратиться к более трудной посылке экспедиции.

Следующее письмо относительно запасов, посланных доктору Ливингстону, было получено из министерства иностранных дел:

Доктор Ливингстон доктору Кирку.

Уджиджи, 30 окт. 1871 г.

М. Г. Двадцать пятого и двадцать восьмого я написал два весьма поспешных письма, одно к вам, а другое лорду Кларендону, которые были посланы в Унианиембэ. Я только что прибыл в этот город, совершенно истощенный и телом и душою, и узнал, что ваш агент, шериф Баша, выменял все посланные вами товары на рабов и слоновую кость для себя. Он гадал по корану, и узнал, что я умер. Он писал также к губернатору Унианиембэ, что посылал рабов в Маниуэму, но они возвратились, сообщив о моей болезни, и он просил у губернатора позволения продать мои товары. Однако от людей, пришедших из Маниуэмы, он знал, что я нахожусь близ Уджиджи, в Бамбаре, и нуждаюсь в нем и в товарах; но когда друзья мои протестовали против продажи моих товаров, он неизменно отвечал им: «вы ничего тут не понимаете; я один знаю, что консул приказал мне пробыть один месяц в Уджиджи и затем распродать товар и вернуться». Когда я возвратился, то он сказал мне, что Лудда так приказал ему. От банианских рабов, посланных вами, я узнал, что Лудда отправился к известному своею бесчестностью Али бен Салиму бен Рашиду, и он назначил шерифа Башу вожатым каравана. Как только он получил начальство, то тотчас же отправился к Магамету Насуру и взял у него двадцать ящиков мыла и восемнадцать ящиков водки для распродажи на пути. В Багамойо шериф купил значительное количество опиума и ружейного пороха от двух банианцев, имени которых я не знаю. В их доме шериф открыл ящики с мылом и переложил его в мои тюки, ящики же с водкою были оставлены в целости, и пагасисы, переносившие их, получали плату моими товарами. Банианцы и шериф, отправленные консулом ко мне, вместо помощи мне, занялись собственною торговлею, и поэтому все расходы путешествия легли на меня, а шериф был в состоянии послать своим единомышленникам пять фразилахов слоновой кости, стоимостью в 60 ф.ст.; носильщикам снова заплатил я. Он не спешил на помощь ко мне, но употребил 14 месяцев для перехода пространства, которое легко можно было пройди в три. Если мы вычтем отсюда два месяца болезни, то все-таки останется 12 месяцев, из коих девять были посвящены частным интересам банианцев и шерифа. Он мотал мои товары, покупая лучшую провизию и напитки каждой страны; он жил в моей палатке, так что она до такой степени истаскалась и изорвалась, что я не мог уже употреблять ее более. Он оставался два месяца в трех различных городах, торгуя водкою, опиумом, ружейным порохом и мылом; когда же эти запасы истощились, то, дойдя до Уджиджи, он не захотел идти далее. Здесь, по отзывам всех, он в течение целого месяца пил без просыпу, покупая дурру, помбу и пальмовое вино на мои прекрасные бусы сами-сами. Он брал ежемесячно двадцать четыре ярда коленкора для себя, восемь ярдов того же коленкора для двух своих рабов, восемь ярдов для своей жены и восемь ярдов для Авате, другого вожатого; когда же он послал ко мне в Бамбаре семерых из банианских рабов, нанятых Луддою, то дал им всего два фразилаха самых худших бус, очевидно вымененных на мои дорогие сами-сами, несколько кусков коленкору и, с удивительным великодушием, половину кофе и сахару. Рабы вернулись без тюков, и шериф, как сказано выше, кончил тем, что распродал все, за исключением остальной половины кофе и сахару, одного мешка бус, которых нельзя было продать, и четырех кусков коленкора. Он покинул все это, но, услыхав о волнениях в Унианиембэ, оставил свою слоновую кость в соседней деревне, вернулся назад и взял четыре куска коленкора, так что из всего дорогого коленкора и бус, посланных вами, я не получал ни одного куска, ни одной нитки. Авате, другой вожатый, смотрел на все грабительства шерифа от самого берега и ни разу не попытался протестовать против этого или написать об этом тому, кто его нанял. Он тщательно скрывал от вас свою болезнь, помешавшую ему исполнить свой долг относительно меня. Он был болен своею грыжею задолго до того, как был нанят вами. И он уверял меня, что большой мясистый нарост появился у него внезапно, когда он прибыл в Уджиджи. Это была не водяная, мясистая грыжа, и по собственным его показаниям его мнимая болезнь совершенно прекратилась, когда один из моих друзей, Дугумб, предложил ему скоро и легко провести его ко мне. Он отказался, опасаясь, что банианцы имеют такое сильное влияние на нас, что ему придется расплатиться за все то время, когда он тратил мои товары, хотя не мог оказать мне никакой услуги.