Как я отыскал Ливингстона - [177]

Но в этой стране не следует драться, если к этому не будешь вынужден последнею крайностью. Никакой воюющий Мунго Парк не может остаться победителем в Угого, если у него нет достаточного числа вооруженных людей. С пятьюстами европейцев я мог бы пройти Африку с севера до юга, пользуясь тактикою и нравственным влиянием подобной силы. В таком случае пришлось бы сражаться весьма мало.

Не вставая с того тюка, на котором я сидел, я велел кирангоци спросить объяснение их неистовых возгласов и угрожающего вида — и узнать, не намерены ли они ограбить нас.

— Нет, — сказал начальник, мы не хотим ни остановить, ни ограбить вас; но мы желаем получить дань.

— Но разве вы не видите, что мы остановились и открыли тюк, чтобы послать ее вам?

Начальник разразился громким смехом, к которому присоединились и мы. Он очевидно совестился своего поведения; он добродушно объяснил, что люди его рубили лес, чтобы сделать новый забор у своей деревни, когда к нему прибежал мальчик и объявил, что по стране проходил караван вангвана и не хотел остановиться, чтобы объяснить кто они такие После этого мы сделались друзьями. Он просил меня сделать для него дождь, так как севы его страдали от засухи, и дождя не было уже несколько месяцев. Я отвечал ему, что хотя белые люди очень искусны и умны, и многим превосходят арабов, однако они не могут делать дождя. Несмотря на обманутое ожидание, он поверил мне, и получив свою весьма незначительную хонга, позволил нам продолжать наше путешествие и даже сопровождал нас несколько времени, чтобы показать нам дорогу.

В 3 ч. мы вошли в терновый лес, а в 5 ч. прибыли в Мухалата, округ, управляемый начальником Ниамцагой. Один мгого, которого я считал своим другом, оказался очень преданным. Он принадлежал Мулове, стране, лежащей к юго-юго-востоку и югу от Кулаби, и деятельно заботился о моих интересах, определив дань с помощью Бомбая. Когда на следующий день, направляясь к Миуни, мы проходили через Кулаби, и вагого намеревались остановить нас для хонти, то он взял на себя труд освободить нас от дальнейшей пошлины, объявив, что мы шли из Угого или Камиени. Вагого, по-видимому, не требуют подати от тех караванов, которые намерены торговать в их стране, или не хотят перейти за границу их владений.

Оставив Кулаби, мы прошли по обнаженной, красной, глинистой равнине, по которой с ужасной силой носился ветер с вершин Узагары, подымая перед нами фантастические голубовато-черные горы. Ужасные порывы ветра как будто проникали в наше тело с необыкновенной, вкрадчивой силой, точно мы были простой газовой пленкой. Мужественно сражаясь с этим могучим «peppo» (ураганом), мы прошли через Мукамвас и, перейдя по широкому песчаному ложу реки, вошли в территорию Мвуми, последнего начальника Угого, взымающего пошлину.

4-го апреля, послав Бомбая и друга моего Мгого с восьмью доти или тридцатью двумя ярдами сукна в виде прощальной дани султану, мы продолжали наш путь по лесу и прибыли через несколько часов к границе пустыни «Маренджа Мкали» «жесткая, горькая или солоноватая вода».

Я послал троих людей из нашего лагеря в Занзибар с письмами к американскому консулу и телеграммами для Herald’а, прося консула отослать этих людей ко мне с одним или двумя небольшими ящиками, содержащими такие предметы роскоши, которые могут быть оценены голодными, истомленными и промокшими людьми. Трем послам было наказано ни для чего не останавливаться — не обращать внимания на то, шел дождь или нет, встречалась ли им река или наводнение, так как если они не будут торопиться, то мы догоним их прежде нежели они достигнут берега. Они отправились с усердным «иншаллах, бана».

15-го мы с громким, единодушным, веселым «ура!» углубились в пустыню, которая с своей вечной тишиной и уединением была гораздо приятнее для нас нежели шумливые, негармонические раздоры деревень вагого. Мы продолжали наш путь девять часов сряду, пугая своими громкими криками свирепых носорогов, боязливых кваг и стада антилоп, населяющие леса этого обширного солончака. 17-го мы с проливным дождем вошли в Мпвапву, где умер мой помощник, шотландец Фаркугар.

Мы совершили этот необыкновенный путь в 338 английских миль от 14-го марта до 17-го апреля, т.е. в двадцать четыре дня, включая сюда остановки, что составляет не много более четырнадцати миль в день.

Леуколе, начальник Мпвапвы, у которого я оставил Фаркугара, дал следующий отчет о смерти последнего: «После вашего отъезда белому человеку сделалось, по-видимому, лучше, и это продолжалось до пятого дня, когда он, попробовав встать и выйти из палатки, упал навзничь; с этой минуты ему стало все хуже и хуже, и он умер после полудня, так спокойно, как будто заснул. Нога и живот его порядочно распухли и я думаю, что в нем лопнуло что-нибудь, когда он упал, ибо он вскрикнул как от сильного ушиба, и слуга его сказал: „барин говорит, что он умирает“!

Мы вынесли его под большое дерево, и, прикрыв листьями оставили его там. Слуга взял себе его вещи, винтовку, платье и одеяло и переселился в тембу Мниамвези, близ Кизоквека, где прожил три месяца и также умер. Перед смертью он продал за десять доти (40 ярдов сукна) винтовку своего господина одному арабу, отправлявшемуся в Унианиембэ. Вот все, что я знаю о нем».