Как я отыскал Ливингстона - [15]

Али-бен-Салим, верный своему обещанию, посетил мой лагерь на другой день, сохранял все время важный вид и, осмотрев мои тюки холста, заметил, что их следует покрыт рогожами и с этою целю обещал прислать мне человека, советуя не торговаться с ним, так как он возьмет с меня лишь то, что следует.

В ожидании 140 пагасисов, обещанных Али-бен-Салимом, мы заняты были исключительно мыслию, как бы нам скорее пройти нездоровую приморскую страну и не испытать гибельного влияния лихорадки. Непродолжительный опыт в Багамойо показал, чего нам не доставало, чего у нас был излишек и что нам было необходимо. В одну из ночей нас посетил шквал, сопровождаемый страшным дождем. В моей палатке находилось на 1,500 дол. холста, который оказался на утро весь подмоченным. Потребовалось два дня, чтобы просушить холст и потом снова уложить его. Пришлось устроить палатку из более прочного материала, который предохранил бы на будущее время мои тюки и багаж от вредных последствий мазики. Спеша уехать из Занзибара и не имея понятия о том, как следует увязывать тюки для перевозки, я поручил эту работу Джетте, одному купцу-комиссионеру, как человеку опытному в подобного рода делах. Но Джетта, увязывая тюки, не позаботился предварительно взвесить их, руководствуясь при упаковке холста одним только глазомером. В мой лагерь явились, наконец, один или двое пагасисов для переговоров; для предварительного заключения сделки, они пожелали видеть мои тюки. Они пробовали их поднять — но увы! тюки оказались им не под силу, и пагасисы удалились. Я взвесил один тюк на пружинных весах Сальтера; в нем оказалось 105 фунтов или 3 фразилаха, т.е. ровно на 35 фунтов более, чем следовало. Взвесив и все остальные тюки, я убедился, что Джетта, руководствуясь одним глазомером, наделал мне много хлопот, несмотря на всю свою опытность. Пришлось распаковать и снова упаковать все тюки, уложив в каждый товару не более 72 фунтов. Каждый тюк после переделки представлял твердую массу в три с половиною фута длины, фут в вышину и фут в ширину. Мне нужно было отправясь в Унианиембэ восемьдесят два тюка, из которых сорок состояли только из мерикани и каники, а остальные из мерикани и цветного холста и назначались для платежа дани, а также для найма другого отряда пагасисов из Унианиембэ в Уджиджи и далее.

Прошло две недели, в течение которых Али-бен-Салим обещал доставить мне носильщиков, а между тем никто не явился. Я послал к нему Мабруки, поручив напомнить Али-бен-Салиму о данном им обещании. Через полчаса Мабруки возвратился с ответом, что через несколько дней пагасисы будут готовы, но, прибавил Мабруки с плутовским видом, «я ему не верю». Он произнес вслух, говоря с самим собою, но так, что я слышал: «какая мне надобность доставать ему пагасисов. Сеид Бурхаш послал письмо не мне, а Джемадару. Ради чего я буду беспокоиться из-за него? Пусть Сеид Бурхаш пришлет мне письмо, и тогда я достану ему пагасисов в два дня».

Нужно было действовать и дать почувствовать Али-бен-Салиму, что со мной не так удобно шутить. Я поехал к нему и спросил, что все это значит.

Он отвечал, что все сказанное Мабруки ложь, такая же черная, как и его рожа. Он никогда ничего подобного не говорил, он готов сделаться моим рабом, сам служить у меня пагасисом. Но здесь я оставил словоохотливого Али и сказал ему, что я не намерен брать его к себе в носильщики и не думаю также просить Сеида Бурхаша послать к нему прямо письмо, и что не желаю пользоваться услугами человека, обманувшего меня; поэтому лучше будет, если Али-бин-Салим покинет мой лагерь и прекратит с нами всякие сношения.

Я потерял две недели, потому что Джемадар Садур, в Каоле был у меня всего раз, после получения письма от султана. Обещания других лиц доставит мне носильщиков точно также не были исполнены. В эту критическую минуту я вспомнил об обещании, данном мне влиятельным занзибарским купцом — Тариа-Топаном — снабдить меня рекомендательным письмом к молодому человеку, по имени Гаджи Паллу, на которого должно положиться, что он достанет мне пагасисов.

Я отправил Селима, моего арабского переводчика, в Занзибар с настоятельной просьбой к капитану Вэббу достать мне от Тариа-Топана это давно обещанное им рекомендательное письмо. Это была последняя моя надежда.

На третий день Селим вернулся и привез с собой письмо к Суру-Гаджи-Паллу, который вскоре затем явился ко мне и сообщил, что Тариа-Топан поручил ему нанять для меня сто сорок пагасисов до Унианиембэ. Он заметил мне, что это будет стоить очень дорого, так как пагасисы в большом спросе. «Если вы желаете», продолжал он, «отправиться поскорее, то вам придется выплатить каждому пагасису от 25 до 40 доти, в таком случае я могу вас отпустить в течение месяца». На что я ему отвечал: «здесь у меня тканей на 1,750 дол. или 3,500 доти; их достаточно для уплаты каждому из ста сорока человек по 25 доти. Самое большое я могу дать 25 доти; достаньте мне сто сорок пагасисов до Унианиембэ и я вас награжу самым щедрым образом». Молодой человек отвечал мне наивным тоном, что он ни в какой награде не нуждается, что он доставит мне требуемое количество пагасисов из чести, что похвала с моей стороны вознаградит его за труды, так как доставят ему более обширную практику. В заключение он заметил, что десять пагасисов у него уже наготове, и если я пришлю к нему на дом четыре тюка холста, два мешка бус и двадцать свертков проволоки, то пагасисы могут завтра же отправиться из Багамойо, под конвоем трех солдат. «Гораздо лучше и дешевле», прибавил он, «отправить несколько маленьких караванов вместо одного большого. Большие караваны подвергаются нападению или задерживаются корыстолюбивыми начальниками племен под самыми пустыми предлогами, между тем как маленькие проходят, не обращая на себя внимание».