Как я была принцессой - [87]

Бахрин, однако, не стремился установить со мной ни письменной, ни телефонной связи. Даже детям он звонил не чаще чем раз в несколько месяцев. Я неоднократно говорила ему, что ни в коей мере не хочу препятствовать его разговорам с детьми, но он почти не пользовался этой возможностью. Несколько раз я пыталась заинтересовать его школьными успехами Аддина, предлагала вместе принять решение о том, в какую частную школу будет ходить наш сын, но Бахрин не проявлял к этому ни малейшего интереса.

Мне хотелось, чтобы между детьми и их отцом установилась настоящая, прочная связь. Я надеялась, что ему будет легче смириться со сложившейся ситуацией, если я стану учитывать его мнение по вопросам, касающимся их настоящего и будущего. Однако все мои усилия оказались совершенно напрасными: даже в отношениях с собственными детьми Бахрин остался таким же, каким я знала его, – раздражительным, обидчивым и равнодушным. Всего один раз в год, на день рождения, он присылал подарки, да и то только Аддину. Шахира впервые в жизни получила открытку и подарок от отца, только когда ей исполнилось шесть лет.

Большую часть времени Бахрин не принимал никакого участия в жизни своих детей, а его редкие – не чаще одного раза в год – визиты как будто специально задумывались так, чтобы внести в нашу жизнь как можно больше сумятицы. И даже во время пребывания в Австралии он виделся с Аддином и Шахирой не больше пяти-шести дней, а остальное время посвящал деловым встречам и своему любимому шопингу. Детям эти ежегодные встречи с отцом не приносили никакой радости, а Аддин, возвращаясь домой, обычно жаловался на то, что Бахрин совсем не обращает внимания на Шахиру. Как-то раз, забирая их из отеля после суток, проведенных с отцом, я обнаружила, что девочка проспала всю ночь в грязном подгузнике, полном фекалий. Аддин сообщил, что уговаривал Бахрина переодеть сестру, но это оказалось без толку. Еще он рассказал мне, что ночью они с отцом спали на широкой кровати, а Шахиру уложили на пол, на одеяло. Между моими детьми всегда царили любовь и полное равноправие, и меня глубоко возмутило бездушное и демонстративно пренебрежительное отношение Бахрина к дочери. Как могла я объяснить доброму и справедливому мальчику, что его отец не считает Шахиру достойной своей любви просто потому, что она родилась девочкой? К сожалению, точно таким же образом Бахрин вел себя и во время всех последующих визитов. Я пыталась заставить его относиться к обоим детям одинаково самыми разными способами: умоляла, терпеливо и вежливо объясняла и, наконец, писала заявления в суд, но все без толку.

Полное неумение Бахрина обходиться с детьми стало совершенно очевидным, когда однажды днем мне позвонила незнакомая женщина и сказала, что Аддин и Шах застряли в лифте в отеле «Виктория». Эта женщина, туристка из Тайваня, выручила детей, и мой сын рассказал ей, что отец запер их в номере, а сам пошел за покупками. К счастью, Аддин знал наш телефонный номер и попросил туристку позвонить мне. Потом он сам взял трубку и дрожащим голосом рассказал мне, что они с Шахирой испугались, оставшись в номере без взрослых, и решили самостоятельно возвращаться домой. Я уже собиралась бежать к машине и мчаться за ними, но тут в отель вернулся Бахрин и, ничуть не смущаясь, подтвердил, что провел все утро в дорогом универсальном магазине «Джордж», который был для Мельбурна тем же, чем «Харви Николз» для Лондона или «Барнс» для Нью-Йорка. Кажется, он искренне не мог понять, отчего я так сержусь: нашему сыну уже шесть, а дочери четыре года, они уже большие и вполне могут посидеть одни.

Должна признаться, что подобная безответственность заставила меня выйти из себя, чего я обычно старательно избегала, общаясь с бывшим мужем. «Чтобы сделать ребенка, большого ума не требуется – его можно зачать даже из пробирки. А вот стать детям папой способен только настоящий мужчина!» – презрительно отчеканила я и швырнула трубку.

40

Когда Шахире исполнилось три годика и она пошла в детский сад, я решила заняться своей карьерой. Я хотела зарабатывать столько, чтобы обеспечить будущее своих детей, и подумывала о том, чтобы стать юристом. Мне уже исполнилось двадцать пять лет, а значит, для поступления в университет мне не требовался диплом об окончании школы. Я даже подала заявление и только потом села и трезво оценила свои возможности. Сложив все расходы на содержание детей за годы моей учебы, деньги на учебники и на няню, без которой мне будет не обойтись, я поняла, что все эти расходы мне не по силам. Да и детям пришлось бы слишком дорого заплатить за честолюбивые мечты своей матери. А кроме того, я хотела все время быть рядом и видеть, как они растут.

Несколько месяцев я проработала на полставки на частной телестудии, а потом зарегистрировалась в нескольких бюро по трудоустройству и стала брать временную работу, замещая ушедших в отпуск или заболевших секретарш и администраторов. На одном месте я обычно работала от двух дней до месяца и старалась выбирать места с таким рабочим графиком, который позволял мне как можно больше быть с детьми. Такой образ жизни меня вполне устраивал: работа была несложной, и я могла делать ее с закрытыми глазами, а оплата – почасовой и вполне приличной. Специализировалась я на замене сотрудников рекламных фирм и агентств по связям с общественностью, и моя уверенность в себе росла с каждым новым местом, потому что нередко наниматели предлагали мне остаться у них на постоянную работу. Однажды, довольно долго проработав в студии, занимающейся рекламой и графическим дизайном, я приняла такое предложение и осталась у них. Агентство быстро шло в гору, у него была масса клиентов, и мне обещали, что со временем я смогу перейти с административной на более творческую работу. К тому же там с сочувствием относились к моему положению работающей матери и всегда разрешали взять недоделанную работу на дом.