Как взрастить яблоню-"аристократку". Рожденные водной стихией: жемчуг...("Сделай сам" №2∙2001) - [34]

…Вся жизнь — охота да рыбалка. Весь свет — тундра да семья. На развезях (в сомнении) сидеть было недосуг, суровая земля требовала движения и движения, смекалки и смекалки, силы и силы. И когда тот же Майдель упрекнул в своей книге русскоустьицев в лености, все, кто побывал после него, ответили в голос: неправда. И доказательств особых не требуется, чтобы понять, что для выживания в этих условиях нужно было ожигом ходить, крутиться зимой и летом как заведенному.

Божий (дикий) олень давал мясо и шкуры, песец шел сначала на обмен, потом на деньги. Когда появилось куда сбывать, стали ездить за мамонтовой костью и заезжали аж на Новосибирские острова. Индигирка вдоволь питала рыбой, она же приносила с верховьев плавник, который заготовлялся на топливо и поделки. Но прежде чем топить, рубились из того же плавника избы, и, должно быть, не сразу отказался русский человек, любящий красоту и законченность, от скатной крыши, и только когда понял, что под убойными ветрами никакое навершие не держится, смирился с плоской, как коробка, «стыдкой» и невеселой избой. До стекла и слюды в избах вставляли налимью кожу, зимой наморажотали лед. Не в казенных домах для тепла его намораживают до сих пор.

Завели свецы (деревянный календарь), чтобы не потерять, не перепутать будни и праздники, и, как в наших календарях, большие, опорные дни выделялись особо, под них и подстраивался рабочий ритм. Долгие десятилетия, а возможно, и столетия выпала доля обходиться без хлеба, без соли и молока и — что делать? — привыкли, ученые люди назовут их потом ихтиофагами. Чему удивляться, если, как пишет Зензинов, не знали, что такое колесо, спрашивали, как растет мука. Объясняя, что такое зерно, приходилось сравнивать его с рыбьей икрой. Вышло из обихода, потерялось и из представления. Когда хлеб вернулся, называли его не хлебом, а «черно-стряпано», в отличие от «тельно» — лепешек из мятой рыбы или «топтаников» — рыбной начинки в рыбном тесте. Ни овощей, ни круп, не богато и с ягодой — морошка да голубица. Соленое заменили кислым: квасили рыбу, птицу. Любители, и не только из стариков, и по сей день предпочитают гуся с душком, как двести и триста лет назад.

А цинга, авитаминоз и так далее? Куда ж они-то смотрели, немочи эти, отчего без зелени и соли, без молока и сахара не выбили из отбившихся и обделенных дух и тело? Если из нее сегодня с полным набором своих и чужих витаминов выбивают, если всего у нас вдосталь, все расписано и известно, что в какой час следует потреблять, от чего отказаться и на что налегать, а здорового развития все меньше и меньше.

Есть, оказывается, в любой природе соки для полноценной жизни. Была бы природа. А она тут, на Севере, была и пока еще есть. Наша теперешняя сырость, наше заигрывание с витаминами есть не что иное, как благопристойная возня на собственных проводах. Убивая природу, уничтожая воду и воздух, леса и плоды лесов, вод и земли — как же нам не озаботиться хорошей миной при никудышной игре?! Мы — как тот врач, который не научился лечить, но научился успокаивать, и когда очередь дошла до него самого, он и к себе, забыв, что он не посторонний пациент, применил вместо снадобья ложь да и с тем и отбыл на тот свет, не разобрав, что произошло.

Северяне всегда ели и едят сырую рыбу. Называю! ее строганиной (на Байкале — расколотка, а строгают сырое мясо). Процедура приготовления строганины на первый взгляд даже и грубовата: зажал, как полено, меж колен мерзлую рыбину из чира или нельмы, и полосуй ее тонкими стружками, затем соли, перчи и на язык. Но it в этой бесхитростной процедуре есть свои тонкости: северянин не свалит рыбные стружки на тарелку подряд, как строгалось, а выложит так, что самые вкусные и жирные брюшковые кучки останутся напослед, чтоб все прибывало и прибывало удовольствие. И что это, верно, за удовольствие! Когда говорят: тает во рту — пытаются передать ощущение блаженства. Так и тут: льдистость исчезает сразу, только возьмешь в рот, рыба расплавляется и растаивает с пронизывающим все тело умаслением, впитывается без глотков и мягко, потребно растекается по всему организму. Человек, и никогда не слыхавший о строганине, соглашается с нею сразу, без всякого принуждения (как-никак рыба-то сырая) и притворства.

Строганина и греет, и сытит, и бодрит. Благодаря ей о цинге здесь не имеют понятия. Все остальное, что требовалось организму, добиралось мясом, птицей, щавелем, кореньями макарши, рыбьем жиром. Пуд рыбьего жира в 1868 году в Русском Устье (по справке И.А.Худякова в книге «Краткое описание Верхоянского округа») стоит 30 копеек. Для сравнения: фунт табака — до пяти рублей. И это не тот жир, с неприятным запахом, какой дают детям, он на Индигирке совсем как масло — белый, густой и вкусный.

Что строганина греет — не обмолвка. В конце марта в солнечный яркий день собрались мы с Юрием Караченцевым в тундру — себя показать и других посмотреть Оделись в меховое, подцепили к «Бурану» две нарты и тронулись. И действительно часа за три встретили почти все население — и ушкана, и куропатку, и оленя.

…Март мартом, и солнце солнцем, но мороз был за тридцать, да еще на скорости продирало ветерком. И мы довольно скоро продрогли до костей. А когда замерзаешь, не замечаешь ни гребня едомы под снегом, ни озерных низин, ни заструг, перестаешь удивляться, что чудившийся за километры верстовой столб при подъезде превращается в полуметровый тычок, вся тундра сливается в бесконечную выстуженную и выбеленную пустоту. Караченцев по молчанию догадался о нашем настроении и остановил «Буран».