Как вольный ветер - [33]

С ней происходило что-то странное, ей доселе неведомое. Какое-то новое, совершенно особенное волнение пронзило ее, как стрелой, сначала резко и болезненно, но постепенно превращаясь в неописуемый, всеохватывающий восторг.

Она почувствовала, как под натиском Ройдона ее губы вздрагивают, податливо раскрываясь. Его же губы сделались еще более грубыми и ненасытными. Вальде показалось, что она словно тает, теряет собственное тело, растворяется в его объятиях. И еще ей показалось, что во всем этом непостижимым, мистическим образом замешана чарующая красота Камарга.

Все ее существо затрепетало, как струна, отзывающаяся на определенный музыкальный тон. И в сознании девушки смутно мелькнула догадка, что именно этого давно ждала и желала ее мятущаяся душа.

Время остановилось. Сколько его минуло — века ли, секунды, — прежде чем он, наконец, отпустил ее? Но Вальда все еще продолжала, не мигая, как зачарованная, глядеть ему в лицо, не в силах ни двигаться, ни говорить — лишь чувствуя, как бешено пульсирует в жилах кровь да сумасшедшее опьянение разливается по телу.

— Ты очень сладкая, — медленно произнес молодой человек непривычным, глухим голосом.

Вальде хотелось ответить, но слова будто застряли в пересохшем горле.

Он улыбнулся — так улыбаются детям — и сказал:

— Надо идти. Впереди еще много дел.

Девушка не отвечала, зная только, что идти ей никуда не хочется. Она так бы и осталась здесь, навеки, в его объятиях. Чтобы он вечно целовал ее и рождал в ней это чудесное, восхитительное ощущение, от которого до сих пор вздымается грудь, которое унесло напрочь не только всю ее волю, но и способность соображать.

С камерой в руках Ройдон повернулся и первым пошел вперед, как бы стараясь предупредить любую грозящую им на пути опасность. И Вальде ничего не оставалось, как последовать за ним.

Но двигалась она механически, точно во сне. Она не сознавала ничего, кроме того, что ее только что, впервые в жизни, поцеловали. Это оказалось совершенно не похоже на ее мечты, но гораздо удивительнее, страшнее и прекраснее.

Заросли кустов и тростника поредели. Впереди замаячила открытая поляна. Сэнфорд остановился и замер, прислушиваясь. Потом нащупал сзади руку спутницы и осторожно потянул ее за собой туда, где сквозь листву виднелась широкая полоса травы, а на ней — табун лошадей голов в тридцать.

Там, робко прижимаясь к кобылицам, на неуклюжих, длинных и тоненьких ногах делали первые неуверенные шаги новорожденные жеребята. На фоне белых шкур взрослых коней их забавные черные фигурки с белыми звездами на лбу создавали неповторимую умилительную картину.

Медленно и осторожно Сэнфорд вручил Вальде фотокамеру. Она рассеянно взяла ее, не сразу сообразив, что от нее требуется. Девушка не могла думать ни о чем, кроме прикосновения его губ и того неизъяснимого возбуждения, от которого до сих пор еще вздымалась ее грудь.

Потом, вспомнив о деле, Вальда все-таки навела аппарат на табун. Тотчас жеребцы и некоторые кобылы, почуяв неясную угрозу, начали выказывать признаки беспокойства. Вскинув головы, они чутко поводили ноздрями, втягивая воздух, настороженно прядали ушами. Были отчетливо видны ходящие под их шкурами упругие мускулы, напряженно вытянутые шеи, изготовившиеся к прыжку, подобные сжатой пружине ноги, готовые по первому сигналу умчать животное прочь.

Напряженность в табуне нарастала. Вальда испугалась, что кони сорвутся с места и она никогда их больше не увидит. Только тогда, взяв себя в руки, девушка принялась лихорадочно щелкать затвором.

Ей вспомнились слова Ройдона о том, что жеребцы могут быть очень опасны. Здесь как раз был один такой великолепный экземпляр. Он глядел прямо в их сторону, словно мог видеть сквозь густую листву, откуда исходит угроза.

Вальда быстро делала кадр за кадром. Затем спутник молча забрал у нее камеру, давая понять, что пора.

С величайшей осторожностью ступая, пробираясь через чащу лиан и заросли колючего кустарника, проводник повел девушку обратно прежним путем мимо того места, где на них выскочило стадо диких кабанов. Но сейчас все здесь было тихо, ничто не напоминало о недавнем пугающем эпизоде. Бело-желтые цветы украшали кусты диких роз, пестрели яркие гладиолусы, тянулись ввысь длинные тонкие стебли асфоделий, которые, по преданию древних греков, покрывали поля в подземном царстве мертвых. Еще несколько шагов — и вот они снова оказались в лучах солнечного света, там, где, привязанные к поваленному стволу, мирно паслись оставленные ими лошади.

Сэнфорд с улыбкой обернулся к Вальде, и она ответила ему вопросительным взглядом.

— Спасибо, — тихо и серьезно проговорила она, сама не понимая толком, за что благодарит: за предоставленную возможность увековечить на пленке животных или же за чудо поцелуя.

Они уселись в седла и пустили лошадей дальше. Красота окружающей природы все больше и больше захватывала Вальду. На сочной зелени нежной дымкой голубели тут и там пятна дикого розмарина. Их неброская прелесть, радуя взор, будто вливалась в самое сердце девушки. И пестрые цветы, и диковинные бабочки, порхавшие в прозрачном воздухе, и поблескивающие крылышками шмели и пчелы — все было частью той новой, удивительной гармонии, что наполняла сейчас ее душу.