Как Веприк, сын Тетери, маманю спасал - [21]

— Ну что ты, Вепрюшка, — твердила растерянная тетка, обнимая его. — Я ж как лучше хотела. Посмотри: девчонка теплая, накормленная, не могу ж я все бросить и за ней смотреть…

Дунька прижималась к брату и тоже ревела — жалела Веприка.

В лешаковском дворе собралось уже полдеревни: знакомились с чужеземным гостем. Веприк издали услышал как бортник Добрило, показывая по очереди пальцем, называет свою семью:

— Это сын мой старший, Бобр. Понимаешь?

— Понимаю, — отвечал Фукидид, шмыгая носом. — Шубы еще бобровые бывают.

— Это мой младший сын — Бобрец. А это я — Добрило.

— Я очень рад нашему знакомству, уважаемый Бобрило, — ответил грек, у которого от насморка, наверно, заложило уши. — А почему у вас имена такие одинаковые?

— А у нас такой русский обычай: одно имя на всю семью, — радостно принялся врать Бобр.

— На всю деревню! — подсказал Бобрец.

— Старший мужчина кончается на «о». Вот помрет батя — буду я Бобрило, — сообщил Бобр.

— А я еще маленький, Бобрец пока что, — стараясь оставаться серьезным, сказал Бобрец, который был на голову выше своего здоровенного отца.

Грек не знал, верить ему или нет.

— А детей у вас как зовут?

— Бобрики и Бобрятки. А жены — Бобрихи.

— Тетеря, хозяин здешний. Вот он из другой деревни, у них там все Тетери. Его по-настоящему Тетерило зовут.

— А меня Чудило, — крикнул Чудород.

Слушатели уже не могли сдерживать хохота, но тут пришла жена Бобра Груша и помешала веселью.

— И не стыдно вам? — сказала она. — Человек из таких далеких краев приехал, чтоб на вас, озорников, любоваться…

— Не беспокойтесь, госпожа Бобриха, — вежливо ответил грек. — Я слушаю ваших родственников с большим интересом.

— Хороший ты человек, Фудя, ласковый, простодушный, — сказал, утирая слезы после хохота, Добрило, пошарил за пазухой и выдал гостю кусочек сот в утешение. — Я таких люблю. Весело тебе жить у нас в деревне будет.

Фукидид до темноты с большим удовольствием общался с народом. Бабушка повязала ему на спину свой теплый платок и стал он похож на дунькину подружку, только бородатую. Грек подробно рассказал березовцам, как они с другом Тетерей бунтовали против великого князя Владимира, как вдвоем храбро сражались против всей его княжеской дружины — и Тетерю победили, а Фукидида нет, потому что он дрался, как вепрь, бежал, как олень и прятался, как лиса, и был неуловим и опасен словно ужасная русская белка. Рассказал, как переплыли Днепр с ужасным лодочником, который под лавкой прячет топор, как шли по дремучему лесу, отбиваясь от диких зверей, которые кидали в них шишками. Рассказал и о храбрости Веприка, победившем огромного волка, но не догадавшимся снять шкуру.

— Я ученый грек! Я море переплыл! — хвастал Фукидид. — Я могу говорить на пяти разных языках и много путешествую по торговым надобностям. А когда я вернусь на родину, я напишу книгу о дикой Руси и ее обитателях.

— А как же твою-то жену змей унес? — спросила Груша. — Неужели он и к вам, в греческие земли летает?

— Ах, я сам виноват: я так любил свою Ифигению, что без конца слагал о ней песни и пел на улице:

«Дева златоволосая, гордость Никеи,

Гордо ступает, прелестная, стройной ногою,

Мне ли подаришь свой взгляд, белолицая дева?

Я от любви и восторга безмолвен стою!..»

Фукидид принялся хлюпать носом — то ли от горя то ли от насморка — и женщины начали жалеть его и совать пирожки.

Веприк распахнул глаза от восторга: перед ним сидел человек, который своими руками приманил к себе во двор Змея Горыныча. Оставалось только повторить его подвиг.

— 12 КАК ПОДМАНИТЬ ЗМЕЯ ГОРЫНЫЧА

Бортники повадились ходить к Веприку каждый день. Они, сильные и дружные, много помогали осиротевшим детишкам по хозяйству и подолгу болтали с Фукидидом, который наконец разобрался, что Добрилу зовут вовсе не Бобрилой.

Улучив минуту, когда грека не было поблизости, Веприк сказал бортникам:

— Батяня сказывал, Змея Горыныча подманить можно… Помог бы кто!

— А тебе зачем? — с интересом спросил Бобр.

— Да вот я все думаю: если мы всей деревней яму рыть бы стали — неужели не поймали бы зверя?

— Дай-ка подумаю, — молвил Добрило. — Это ведь, можно сказать, большая змея… Разве получится змею в яму поймать? Все равно ведь вылезет.

— Значит так, — с удовольствием принялся объяснять Бобрец. — Роешь яму — длинную такую. Берешь змею за оба конца, растягиваешь и кладешь ее в яму. Хорошо еще сначала ее головой об камень стукнуть, чтоб не вырывалась…

— И пускай вылезает, — ответил Добриле мальчик. — Если там на дне колья будут острые, они брюхо-то змее вспорют, а там пусть лазает — с распоротым-то брюхом… лишь бы шмякнулся в яму с разлета!

Медоходы зашумели, начали прикидывать, как можно заставить поганого змея свалиться в яму, но тут голос подал дедушка Пятак Любимыч:

— Ну поползает он по деревне, пожжет деревню и подохнет… зачем это?

— Как зачем?! — закричали на него. — Как же змея-то не убить?

— Ну убьете, что за радость? — настаивал Пятак Любимыч.

— Дед, ты вообще за кого: за нас или за змея? — возмутился Бобрец. — Смеяну он унес, ты забыл что ли? И Пелгусия, родственника твоего! И эту — фудину жену, Фигунюшку.

— Да толку-то что?! Как вы их найдете, если змея в Березовку заманите и здесь укокошите?! — закричал дед, сердясь на глупое свое потомство. — Он вам мертвый дорогу назад не покажет!