Как вам будет угодно, пастор! - [7]

— Говорите что хотите, а бумага старинная, — отрезал Рамминс.

— Да, конечно, мой друг. Викторианская эпоха, точнее, ее конец. Года этак тысяча восемьсот девяностого. Ей лет шестьдесят или семьдесят. Я таких сотни видел. В те времена краснодеревщики дружно бросились изготовлять копии, подделываясь под прекрасных мастеров восемнадцатого века.

— Слушайте, пастор, — сказал Рамминс, тыча в него толстым грязным пальцем. — Я не говорю, что вы в мебели ни шиша не смыслите, я другое говорю: какого черта вы тут заявляете, что это подделка, вы ведь даже не знаете, что там под краской?

— Идите сюда, — сказал мистер Боггис. — Идите, я вам кое-что покажу. — Он стоял у комода и ждал, пока они подойдут к нему. — Есть у кого-нибудь нож?

Клод вынул из кармана складной нож с роговой ручкой, мистер Боггис взял его и открыл самое маленькое лезвие. Затем, словно бы небрежно, но на самом деле с большой осторожностью он стал сколупывать белила с поверхности комода. Краска легко отлетала от прочного старинного лака, и, зачистив кусочек дюйма в три, он отступил на шаг и произнес:

— Ну, поглядите-ка!

Чудеса! Маленькое освободившееся от белил пятнышко двухсотлетнего красного дерева засияло своим исконным теплым светом, подобно топазу, — густо и загадочно.

— И что вам тут не по вкусу? — спросил Рамминс.

— Оно же травленое! Любому ясно!

— Откуда это ясно, господин хороший? Расскажите-ка нам!

— Должен признаться, что объяснить это затруднительно. Здесь главное — опыт. Я по опыту совершенно определенно могу сказать, что эта древесина травлена известью. Ее применяют, чтобы красное дерево приобрело темный оттенок и сходило за старину. Дуб травят поташем, орех — азотной кислотой, а красное дерево — только известью.

Те трое подошли ближе и уставились на зачищенное пятнышко. Они вдруг сильно оживились: всегда стоит послушать о новом способе надувательства и обмана.

— Взгляните поближе. Замечаете, в темно-коричневом есть оранжевый проблеск. Это от извести.

Они уткнулись носами в самую крышку, сначала Рамминс, за ним Клод и Берт.

— Обратите внимание на патину, — продолжал мистер Боггис.

— На что, на что?

Он объяснил, что значит это слово в столярном искусстве.

— Вы не представляете, друзья мои, на что идут эти мошенники, чтобы подделать настоящую патину прекрасную и твердую, как бронза. Ужасно просто ужасно, мне тошно об этом говорить!

Он кривил рот и плевал словами изображая крайнее отвращение. Троица молчала, надеясь услышать новые откровения.

— На какие только ухищрения не пускаются иные смертные, дабы обмануть ближнего своего, простодушного и бесхитростного! — воскликнул мистер Боггис. — Это просто чудовищно! А здесь они знаете, что сотворили, друзья мои? Мне это совершенно ясно. Я без труда могу представить себе все от начала до конца: сперва долго втирали в дерево льняное масло, потом покрыли его хитро подкрашенной шеллачной политурой и прошлись пемзой; натерли воском с примесью земли и пыли и наконец подержали над огнем, чтобы полировка потрескалась и стала похожа на лак, которому по крайней мере две сотни лет! Одна мысль о подобном жульничестве лишает меня душевного равновесия.

Все трое по-прежнему не сводили глаз с проглянувшего пятачка темного дерева.

— Пощупайте! — скомандовал мистер Боггис. — Потрогайте пальцем! Ну, как на ощупь, тепло или прохладно?

— Прохладно, — ответил Рамминс.

— Правильно, мой друг! Оно и известно, между прочим, что поддельная патина на ощупь прохладна. А настоящая почему-то теплая.

— Дерево как дерево, — заявил Рамминс, готовясь к спору.

— Нет, сэр, оно холодное. Но определить это наверняка способны, разумеется, только чуткие, опытные пальцы. Вам же судить трудненько, не легче, чем мне судить о спелости ячменя. В этой жизни, дорогой мой, все держится на опыте.

Они пристально глядели на странного священника с выпученными глазами на луноподобном лице. Подозрительность их поутихла, поскольку он вроде и впрямь знал толк в своем деле. Но до полного доверия было пока далеко.

Мистер Боггис нагнулся и указал на одну из металлических ручек.

— Вот еще где жуликам раздолье, — сказал он. — У старинной бронзы есть свой особый цвет и оттенок. Знаете ведь?

Они не мигая смотрели на него в ожидании новых откровений.

— Беда в том, что ее научились искусно подделывать. Вообще говоря, почти невозможно бывает определить, где поддельная «старина», а где настоящая. Не скрою, в данном случае мне самому трудно сказать наверняка. Поэтому нет смысла соскабливать с ручек краску. Это нам ничего не даст.

— А как можно новую бронзу сделать под старину? — спросил Клод. — Она ведь, известное дело, не ржавеет.

— Вы совершенно правы, мой друг. Но у этих мерзавцев есть свои секреты.

— Это какие же? — настаивал Клод. Он считал, что любые сведения такого рода никогда не повредят. Мало ли что, могут и пригодиться.

— Надо всего-навсего сунуть ручки на ночь в стружки красного дерева, пропитанные нашатырем. Бронза от этого подернется зеленью, а если зелень оттереть, появится мягкий теплый блеск, в точности как у благородной старой бронзы О, эти мошенники всякий стыд потеряли. Железо они совсем по-другому подделывают.