Как в кино не будет - [8]

Я не могла найти ничего положительного в том, что в пятнадцать лет стала калекой. Наоборот, все больше ожесточалась. Все раздражало, все, казалось, делалось специально для того, чтобы я острее чувствовала свою ущербность. Школьные друзья понемногу исчезали из моей жизни, а новых, разумеется, не было. На заочное отделение истфака меня приняли, но я не видела смысла в учебе. А тут еще произошло событие, надолго выбившее из колеи не только меня-всю квартиру.

В семьдесят втором году Семена арестовали. Пришли ночью, перерыли всю комнату и увели с собой. В ту же ночь его отца разбил паралич. Первой-и весьма своеобразно-отреагировала на это Елена Николаевна, которая внезапно ворвалась ко мне в комнату и закричала во весь голос:

— Из этой проклятой квартиры исчезают все сыновья! Но они вернутся! Все вернутся, нужно только вымолить у Бога прощение.

Зато откровенно радовался старик Сергеев:

— Я же говорил, что у нас зря никого не сажают. Доигрался, щенок, в свои игры. Вот ведь народец: живут, понимаешь, на всем готовом, комнату им государство предоставило, пенсию платит, а они только и думают, как бы ему нагадить да в свой Израиль удрать. Вот и уезжали бы, освободили рабочим людям комнату.

На его беду, в кухне в этот момент находилась Мария Степановна, органически не переносившая «митинги»:

— Вы бы сократились, Иван Ильич, не на собрании. Тесно вам? А ведь эта квартира вся принадлежала нашей семье, когда я родилась. И живете вы, между прочим, в кабинете моего покойного отца. И я уже полвека терплю всевозможных «товарищей», вплоть до, извините, уголовников. Так что и вы потерпите, невелики баре!

— Ах ты, буржуйка недорезанная! — взвился было тот, но тут в дверях кухни возникла баба Фрося, и Иван Ильич предпочел ретироваться.

Понять раздражение Марии Степановны было можно. Ирка, моя подруга и ее внучка, вступила в «опасный возраст» первых влюбленностей и свиданий, и не было никакой уверенности в том, что она не пойдет по стопам своей несчастной матери (да и бабки, если уж на то пошло) и не принесет кого-нибудь в подоле. На Фросю надежды уже не было: старуха разменяла восьмой десяток. И квартира эта проклятая, в которой вечно что-нибудь случается…

Но бывали и радостные события. Например, однажды отец пришел домой и торжественно объявил:

— В будущем году определенно переезжаем! Квартиру мне обещали твердо. Три комнаты, большая кухня, лоджия. И никаких соседей!

Только отец так и не дождался переезда-умер прямо в своем служебном кабинете от инфаркта. И остались мы с мамой в коммуналке пожизненно: двадцать пять метров на двоих исключали даже призрачные надежды на отдельную квартиру.

Когда мне в 1976 году исполнился 21 год, вернулся Семен. С целым букетом хронических заболеваний, растерявший половину роскошных кудрей, но оптимизма отнюдь не утративший. Вернулись и сыновья Ивана Ильича, здоровье сохранившие, но вместо прежних хулиганских замашек приобретшие повадки настоящих хищников.

Возвращение их ознаменовалось грандиозной пьянкой. А на следующий день Лидия Эдуардовна хватилась своей старинной иконы. При всех конфликтах и скандалах в нашей квартире ни одна дверь в ней никогда не запиралась. Кроме входной, разумеется.

Лидия Эдуардовна от огорчения слегла. А баба Фрося попыталась навести порядок.

— Взял кто-то из своих. Извини, Иван Ильич, но на твоих орлов прежде всего думается. Может, по-доброму вернут, без милиции.

Старик замельтешился, надулся, но молодое поколение, позабыв характер бабы Фроси, вообразило, что имеет дело с выжившей из ума древней старухой.

— Давай, бабка, ползи в свою щель! — отрезал ей младшенький Сергеев, Илья. — А будешь много выступать, и до твоего барахла доберемся. Поглядим, не завалялось ли там чего от проклятого царизма…

— Что, гегемон, воспитал достойную смену? — не без ехидства спросила баба Фрося. Но дальше разговаривать не стала, ушла к себе.

А вещи из нашей квартиры стали пропадать регулярно. Практически у всех жильцов. Только меня братцы не трогали, наверное, считали, что и так Богом обижена. Да и я все время торчала дома-это, наверное, было важнее. В общем, наконец та же баба Фрося поставила братцам ультиматум:

— Или вы перестанете пакостить в собственном доме, или через неделю оба сядете по новой. Я разговоры разговаривать не буду. Я враз делом займусь.

Вспомнивши о том, что у старухи слова действительно с делом не расходятся, братья унялись. А потом, по-видимому, поняли, имеются вполне законные способы зарабатывать на хлеб с маслом. Иван пошел в официанты, Илья стал… сутенером.

Соседи-не правоохранительные органы, от них трудно что-либо скрыть. Когда выяснилось, чем занимается младшенький Сергеев, все дружно ахнули, а старик отец стал помаленьку заговариваться. Но еще пытался как-то повлиять на непутевого сыночка:

— Тебя же опять посадят, дурья твоя голова. Я за всю жизнь копейки чужой не взял, герой соцтруда, а ты меня теперь позоришь…

— Не герой вы у меня, батя, а дурак, — получил он в ответ. — Вы, папаша, отстали от жизни, не понимаете требований времени. И не посадят меня, потому как в нашей стране проституции нету. Не существует такого явления. А раз нет явления, то нет и статьи. А без статьи никто не посадит. Что я плохого делаю? Знакомлю девушек с мужчинами. Может, они сами стесняются первыми подойти. А я-тут как тут, помогаю. И не платят они мне-благодарят. За помощь в устройстве личной жизни. Поняли, папаша?