Как убивали Сталина - [17]

Будущее, а именно 1926 год, покажет, как прав был Ленин, когда опасался, что «телефонный случай», став известным Зиновьеву и Каменеву, еще даст о себе знать. (Он-то, в отличие от Крупской, отлично представлял, каковы на самом деле ее наиболее «близкие товарищи».) В 1926 году на июльском объединенном пленуме ЦК и ЦКК Зиновьев действительно провокационно поднял этот вопрос в пику Сталину, разоблачавшему раскольническую суть «новой оппозиции»…

Итак, переживая случившееся, весь в сомнениях, в конце концов Ленин все-таки посылает это письмо и… начинает ждать ответ. Проходит час, два, три… Ответ не приходит. В его ожидании Ленин начинает нервничать, самочувствие резко ухудшается, но ответа нет! Значит… все правильно: Сталин такой, каким его представляет Крупская. В действительности же… именно Крупская всячески оттягивает передачу ленинского письма Сталину… просит письмо Сталину не отправлять!

Словно чего-то боится. Боится больше, чем стремительно ухудшающегося состояния Ленина. А может, надеется, что ей удастся уговорить его вернуть это письмо, покуда оно не попало к Сталину? Может, все еще как-то образуется? Например, помогут что-то придумать «более близкие товарищи» — Лев Борисович и Григорий. Не случайно она так просит не отправлять это письмо. Понимает, что с получением этого письма Сталин вновь убедится, что опять она пошла на обман. А ведь давала обещание «забыть сказанное». Но(!) снова слова не сдержала. Напротив, все рассказала больному, чем опять навредила его здоровью. Это — факт, и Сталин обязательно узнает об этом. Теперь ей действительно придется нести ответственность перед Центральной Контрольной Комиссией, а это — что-то вроде Страшного Суда Партии…

Теперь выяснится, что повод для телефонного звонка Сталина своими нарушениями больничного режима Ленина дала именно она, Крупская! Стало быть, «телефонный конфликт» был спровоцирован не по вине Сталина (Сталин-то, решат, выполнял тогда установку пленума), а по вине ее, Крупской, опрометчиво бросившей всем, что она лучше всяких врачей знает, что можно, а чего нельзя… Ленину!!!

И вот: у Ленина — новые приступы. Что делать? Что делать?! Вместо того, чтобы не мешать Володичевой исполнить распоряжение Ленина о передаче письма Сталину, она уже целые сутки противится этому. А Ленину — все хуже! Он никак не может дождаться ответа на свое решительное письмо. Наконец Володичева не выдерживает и заявляет, что обязана исполнить распоряжение Ленина. Крупская связывается с Каменевым (поскольку во многом из-за него и Зиновьева возникло это письмо) и начинает что-то согласовывать…

А Ленин все это время ждет. Ждет уже целые сутки. Ждет тяжело больной человек. Ждет в своей кремлевской квартире ответа от Сталина, который, находясь здесь же, в Кремле, в кабинете, в каких-то шагах от него, хранит поистине издевательское молчание. Значит, все, что говорит о нем Надежда Константиновна, правда! И даже более жестокая, чем она, наверняка жалея его, говорит… В муках проходит долгая ночь. Напряжение от страшного и без того недуга нарастает. Какие только мысли не приходят в голову прикованного к постели человека! А ответа все нет… И тогда, видя надвигающийся летальный исход, Володичева решается отклонить все просьбы Крупской и исполнить распоряжение: она передает письмо Сталину. Сталин тотчас же, как подчеркивает Володичева, тотчас же дает, хотя и витиеватый, но способный удовлетворить ждущего ответ. Однако… поздно: их отношения уже предопределены навсегда. Ленин уже никогда не прочтет этого ответа. У него за эти три дня произошли новые и, как окажется, уже необратимые приступы болезни.

Воспоминания Крупской

Что было потом — можно в какой-то мере представить благодаря следующим воспоминаниям Крупской, датированным ею 03 февраля 1924 года и названным «ПОСЛЕДНИЕ ПОЛГОДА ЖИЗНИ ВЛАДИМИРА ИЛЬИЧА».

«Последняя болезнь Владимира Ильича разразилась 9-го марта 1923 года, она выразилась в потере речи, в усилении паралича правой руки и ноги, захватила отчасти и левую сторону — Владимир Ильич долгое время не мог правильно направлять действия левой руки. Болезнь распадается на два периода. В первый период, продолжавшийся до июля, шло еще ухудшение.

Этот период связан с тяжелыми физическими страданиями и тяжелыми нервными возбуждениями, в июле было желудочное заболевание с повышением температуры. С этого момента, после некоторого времени большой слабости, началось непрерывное улучшение, хотя и очень медленное, которое было прервано лишь смертью.

Первый период был очень тяжел — больного нельзя было оставлять ни на минуту одного, при нем постоянно была сестра, к нему постоянно входил дежурный врач, были беспрерывные консультации. Сестры были очень хорошие — опытные, внимательные, заботливые. Одна из сестер, Екатерина Ивановна Фомина, была та же, которая ухаживала за Владимиром Ильичем в 1918 г., когда его ранили, и к которой он всегда очень хорошо относился. Врачи делали все, что могли, но положение было отчаянное. Об этом первом периоде Владимир Ильич старался впоследствии не вспоминать — не ходил в ту комнату, где он лежал, не ходил на тот балкон, куда его выносили первые месяцы, старался не встречаться с сестрами и теми врачами, которые за ним тогда ухаживали. В этот первый период вопрос шел главным образом о спасении жизни.