Как страшно засыпать в России - [8]

Говорили: повесился ночью глухой,

с жизнью как с трухой распрощался;

но никто и не понял: он зимней порой

навеки с нами остался!

Танго

Это танго вдвоём всех сводило с ума.

Свечи тускло как в храме горели,

И горели на полках позолотой тома,

Под звучанье испанской свирели.

Я партнёршу свою под локоть держал.

Она круто задрала вверх ногу,

И набравшись духу я тихо сказал:

"Вы прекрасны сегодня, ей-Богу".

С женских зон не бывает побегов.

Там не падает стылый снег.

Там тепло от сердец-оберегов,

Но отсутствует сладость нег.

Там любая из женщин – страха,

Ибо старость стоит со ключом;

И решётка – косая проруха

Ночью спит, а светит днём.

За какие грехи здесь томятся

Эти женщины в старом рванье?

И какие сны им снятся

В этом хладном сыром закутке?

Снится им бесконечная воля,

Избавленье от вечных проблем.

Такова человечья доля -

Верить в праведность разных дилемм.

Корабли

Куда уходят с бухты корабли?

Быть может – на тот край земли,

Где Геркулес с Титаном правят как цари,

И правят праведно, что не говори.

Там корабли бросают якоря,

Когда на небе поднимается заря.

Весь день в порту таскают груз

Под пенье славных Муз.

Тот груз – грехи народов мира;

О том поёт взаправду Лира.

И ты, читающий сиё

В том грузе есть твоё.

Турчанка

Идёт за водой, а в ведре прореха.

Лес зеленеет буйством ореха.

Турчанка мила как плод диких ягод,

Но груз под ногами – груз тягот:

Мать умерла. спаси Аллах!

Поселился под сердцем камнем страх.

" И теперь жениха бы, да нету того

Кто поднял бы чалму с лица моего".

Сядет у речки, заплачет навзрыд.

Отчего по спине проносится стыд?

" Сохрани Всевышний любовь мою здесь,

Где умри такая, какая есть".

Она играла на рояле,

Аккорд сменял другой аккорд,

И звуки музыки взлетали

Под белоснежный небосвод.

А звуки мрамора шептались

С прикосновением ноги -

То в зале звонко раздавались

Мои неспешные шаги.

Солнечный зайчик на снегу

Зимний день -

Запредельность другого мира.

Реальность снега

Возвышает сознание.

Остановись, человек,

Запомни тишину.

Разве есть что-либо

Прекраснее её,

И того "зайчика",

Влюблённого в снег,

Но едва не погибшего в нём…

Караван

В даль уходит караван

по пустыне знойной.

Едет впереди султан

с аравийкой стройной.

Сын Мухаммеда суров,

смотрит величаво.

Едут молча, не до слов,

сей поход начало.

Впереди великий бой,

сердце бьётся гулко,

только он ведь молодой,

на душе так жутко.

Рядом спутница тайком

вытирает спешно

слёзы горькие о нём -

полюбила, не что?

За станицей упало солнце;

Покрасились земля и вода.

Смотрит бабка в своё оконце,

Как уж вспыхнула вдруг звезда.

Ветер позднее бельё колышет.

Дым из печки валит ордой.

Бог все судьбы людские пишет

За облаков стеной.

Ах, как хочется песни тихой,

В этот поздний осенний час.

Вот возьму и пойду я с Михой

К Полинарии, как в первый раз.

Та нас чаем с травкою напоет,

над домами уж месяц взрос.

И в дороге нас дождь накроет,

Что Господь в очищенье принёс.

Детский разговор

– Звёзды – это просто родинки

На небесном теле ночном.

– А возможно, смешные веснушки,

Как у меня на лице по весне.

– Да нет же: это кто-то рассыпал

Там наверху стеклянные бусы.

Песня девушки

Распущу я радугу на нитки,

Платье новое сама себе сошью.

Буду дожидаться у скамейки

В этом платье я любовь свою.

Буду так высматривать дорогу,

По которой милый розы нёс,

Что в глазах, как в церкви перед Богом,

Просветлеет от нежданных слёз.

Кружится как птица

Из ольхового ситца

В городском нашем парке

Осенний листок.

Цветной сон мне снится,

Там счастливые лица.

Ольховый вальс длится

Больше века чуток…

Затаился в небе месяц,

Потерял одну звезду.

Не ищи ее, друг милый,

Дело ведь идет к утру.

Завтра мы её поищем,

И я знаю, что найдём,

И тогда споем мы песню

ту, что знаем мы вдвоем.

Тихо играет музыка,

Кто-то поёт о любви.

В тихих и мрачных сумерках

Ты меня не зови.

Я никуда не уеду,

Просто забуду себя -

Кто я и что я наделал

В тихую ночь сентября?

Странные, глупые пьесы

Мы разыграли с тобой,

Осенью были мы вместе,

А распрощались весной.

В вещие, серые сумерки

Лучше меня не ищи.

Знаю: давно нам обоим

Стало не по пути.

Старый костёл, в который никогда не приедет Римский Папа,

Не возжжёт свечу, не укажет на наши грехи.

За что же эта вечная глухая расплата?

За близость к небу. Зри!

Этот костёл  как трескучая арфа

Нам органом споёт Иисуса Христа,

И в зелёном платьице полячка Марфа

Нам укажет на подножье креста.

Приди, открой своею музыкой алтарь моей души,

и службу кроткую во мраке том вспомни,

и пусть поклонники есть рвань и торгаши,

их лица до единого запомни.

запомни под синею губою огромный нос,

лицо, пахнувшее лавандой,

и ветер тот, что есть свободонос;

он с музыкой твоей играет как с шаландой.

Я сошёл с парохода

В филиппинском порту.

Всей красой иноходи

Лошадь шла на бегу.

Мне песок резал веки.

Ветер гнал сухой лист,

Филиппинские реки

И мужской смачный свист.

Моряку есть где выпить,

Да и есть где упасть.

Ночь создали для выпи,

Как для женщины страсть.

Покровительство Бога

Здесь навеки обрел.

И тагальского слога

Красоту я нашел.

Так люби ж, филиппинка,

Русского моряка.

Ну, а лезвие финки

Спрячь для другого пока.

Спасаемый Глеб

В таёжной глуши он один.

Живёт у бобровых плотин.

Отшельник и старовер.

Он носит голубой пуловер.

Ботинки солдатские и рукавицы.

Он чудо огородное для птицы.

С утра молит о храме: