Как сторителлинг сделал нас людьми - [41]
Рис. 40. Рихард Вагнер (1813–1883)
Известный биограф Гитлера, Иоахим Фест, соглашался с Франсуа-Понсе: «Властитель Байройта [Вагнер] был для Гитлера не только образцом для подражания, но и идеологическим наставником… [Его] политические сочинения и оперы сформировали основы мировоззрения Гитлера… В них он нашел “непоколебимые основания”, объясняющие то, как он воспринимал жизнь»[231]. Сам Гитлер говорил, что «всякий, кто хочет понять национал-социалистическую Германию, должен понимать музыку Вагнера»[232].
Выдуманные персонажи – всего лишь чернильные узоры на бумаге (или пятна краски на целлулоидной пленке). Они живут в чернильных домах и чернильных городах, работают на чернильных работах и переживают из-за чернильных проблем. Чернила – их пот, слезы и кровь. Однако, несмотря на это, они с легкостью проникают через тонкую перегородку, отделяющую их вселенную от нашей. Они перемещаются по нашему миру и обретают в нем настоящую власть. Как мы уже видели, это в особенности верно в отношении священных книг. Люди, о которых рассказывается в Библии, оживают; изменяя наше поведение и традиции, они оказывают влияние на исторические отрезки и целые культуры.
То же касается и прочей литературы. В 1835 году Эдуард Бульвер-Литтон написал роман «Кола ди Риенцо, последний римский трибун». Это произведение вдохновило молодого Рихарда Вагнера, который решил создать на его основе оперу. Бульвер-Литтон освободил своих персонажей из оков чернил и бумаги, а Вагнер поместил их на сцену и перенес их истории в музыкальную форму. Эта музыка изменила что-то в Адольфе Гитлере и – посредством Гитлера – в мире. Персонажи Вагнера – Зигфрид, Парсифаль и ди Риенцо – оказались весьма значимыми факторами среди заставивших человечество пережить самую страшную войну в истории.
Одиннадцатое издание Энциклопедии Britannica подробно рассказывает о художественной литературе; утверждается, что она оказала «на судьбу человечества такое же влияние»[233], как и покорение огня. Однако так думают не все. Уистен Хью Оден[234] писал, что «поэзия ни к чему не приводит», а Оскар Уайльд считал, что «искусство в целом довольно бесполезно». С их точки зрения, искусство практически не оказывает влияния на зрителей и слушателей. Большинство людей, наконец, вовсе не глупы и прекрасно осознают разницу между реальностью и выдумкой; вот почему они сопротивляются тому, чтобы ими манипулировали.
Рис. 41. «Литература» (Literature). Джеймс Коэнлайн, 2007
До каких-то пор основания для этой дискуссии не были особо серьезными. Среди них было, например, повествование о бедствиях одной девушки по имени Элиза Харрис. Молодая и прекрасная, смелая и добрая, Элиза была рабыней некоего Артура Шелби. Не в силах выдержать продажу своего маленького сына Гарри «в низовья реки», более богатым плантаторам с дальнего юга, она убегает с ним на север. Ее история с 1851 года публиковалась в National Era[235]; читатели, затаив дыхание, следили за тем, как Элиза останавливалась на южном берегу реки, окидывая взором безбрежное ледяное поле, отделяющее штат Кентукки от свободного Огайо. Уже были видны нагонявшие ее преследователи: они быстро приближались, и Элизе пришлось ступить на нетвердый лед. Поскальзываясь и перепрыгивая с льдины на льдину, она продвигалась к противоположному берегу – к долгожданной свободной жизни в Канаде.
В 1852 году история борьбы Элизы и другого раба из поместья Шелби, дяди Тома, была переиздана в твердой обложке. Она стала самой продаваемой книгой XIX века в Америке – после Библии, конечно. «Хижина дяди Тома» разделила американцев на две противоборствующие стороны. Изобразив все ужасы рабства, книга воодушевила северных аболиционистов, одновременно вызвав оживление среди выступающих за рабство южан. Рабовладелец Саймон Легри – настоящий садист с кулаком «величиной с молот кузнеца»[236]. Он потрясает им перед своими рабами и говорит: «Мой кулак крепок, как железо, а стал он таким оттого, что колотил негров. Я никогда не видал негра, которого не мог бы сбить с ног одним ударом»[237].
В середине Гражданской войны президент Авраам Линкольн встретился с Гарриет Бичер-Стоу и произнес знаменитую фразу: «Так вы и есть та самая маленькая женщина, из-за книги которой началась эта большая война!»[238] Линкольн, конечно, перегнул палку с лестью, но историки соглашаются, что «Хижина дяди Тома» «оказала сильнейшее влияние на американскую культуру (и продолжает это делать)»[239], разжигая конфликт, последствием которого стала жесточайшая война в американской истории. Более того, это произведение повлияло на международные отношения. Как пишет историк Пол Джонсон, «успех романа в Великобритании помог прояснить, почему… британцы, заинтересованные в экономических контактах с американским Югом, сохраняли строжайший нейтралитет»[240]. Если бы британцы вступили в конфликт, исход мог бы быть совершенно другим.
