Как стать леди - [23]

– Вы плакали, – заявил он.

Отрицать не имело смысла. Тем более что на нее пристально смотрел сквозь монокль этот серый глаз с карими крапинками. Она была так тронута мыслью о его доброте – и… И еще каким-то непонятным чувством?

– Да, – созналась она. – Я редко плачу… Но… Да, плакала.

– И что послужило причиной?

В этот миг сердце у нее непривычно сжалось. Она еще никогда такого не испытывала. Наверное, все потому, что она так сильно устала? Голос у него был такой тихий… Еще никогда ни один мужчина не разговаривал с ней таким голосом. Он говорил так, как будто не был таким значительным джентльменом, а просто очень, очень добрым человеком. Но она не должна пользоваться его добротой и рассказывать о своих таких прозаических, мелких заботах! Она постаралась улыбнуться, как будто ничего страшного не случилось.

– О, это не важно, – она постаралась говорить так, как будто случилось действительно что-то незначительное, – это кажется важным только мне, а для человека… Для того, у кого есть семья, это совсем не важно. Просто люди, с которыми я жила и которые были очень ко мне добры, уезжают.

– Вы говорите о Куппах? – спросил он.

Она взглянула на него с удивлением.

– Откуда… – голос у нее дрогнул. – Откуда вы о них знаете?

– Мне рассказала Мария, – ответил он. – Я у нее спрашивал.

Это было так по-человечески – но так странно – интересоваться ею. Она ничего не понимала. Она все время думала, что он едва замечает ее существование. И она снова сказала себе то, что повторяла часто: люди гораздо добрее, чем можно подумать.

Она почувствовала, что глаза ее снова наполняются слезами и, стараясь с ними справиться, уставилась на вереск.

– Я рада за них, – торопливо добавила она. – Это для них очень хорошо. Брат миссис Купп предложил им жить с ним, в прекрасном доме. Им больше ни о чем не придется беспокоиться.

– Но они уедут с Мортимер-стрит, а вам придется покинуть вашу комнату.

– Да, но я найду что-то другое, – слеза-предательница покатилась по щеке. – Я могу найти комнату, наверное, но я не смогу найти… – и она вынуждена была откашляться, потому что горло у нее перехватило.

– И вы поэтому плакали?

– Да, – ответила она и замолчала.

– И вы не знаете, где вам теперь жить?

Она так пристально смотрела прямо перед собой и так старалась собой овладеть, что не заметила, как он придвинулся ближе. Но мгновенье спустя она это поняла, потому что он взял ее руку и твердо накрыл своей.

– Согласитесь ли вы… – произнес он. – На самом деле я приехал, чтобы спросить, согласитесь ли вы жить со мной?

Ее сердце оборвалось, буквально оборвалось. В Лондоне постоянно ходили грязные истории о том, что вытворяли мужчины его ранга – об изменах, мерзких шалостях, жестокости. Это ни для кого не было секретом. Были мужчины, которые, сохраняя видимость респектабельности, творили ужасные дела. И жизнь благовоспитанных, но вынужденных бороться за существование женщин была очень тяжелой. Некоторые из них соглашались на неприличные предложения, потому что искушение было слишком велико. Но она никогда не думала, она и помыслить не могла…

Она вскочила на ноги. Он тоже встал, а поскольку она была женщиной высокой, глаза их были почти вровень. Ее огромные честные глаза были широко раскрыты и полны слез.

– Ох, – в голосе ее слышались беспомощность и безнадежность. – Ох!

Наверное, это была самая эффектная из женских реакций. От этого «Ох!» могло разорваться любое сердце. Она не могла произнести никакого другого слова, ведь он был таким могущественным, таким важным, а она – такой беспомощной и даже бездомной!

Потом, позже, он не раз говорил о ее красоте, и у нее были свои прекрасные моменты в жизни, но Уолдерхерст никогда не рассказывал ей о том, что самым прекрасным моментом в его жизни был тот, когда она стояла перед ним навытяжку среди вереска, просто стояла, опустив руки, ее огромные, полные слез карие глаза смотрели прямо на него. В ее беззащитности было столько женского, что перед ней не мог бы устоять ни один мужчина на земле. Несколько секунд они просто стояли друг против друга и смотрели друг другу в душу – обычно хладнокровный аристократ и обычно вполне прозаичная молодая женщина с третьего этажа дома на Мортимер-стрит.

Затем в его глазах что-то сверкнуло, и он шагнул к ней.

– Боже милосердный! – воскликнул он. – Боже милосердный! О чем, по-вашему, я могу вас просить?

– Я… не знаю… Не знаю…

– Девочка моя! – воскликнул он даже с некоторым раздражением. – Я прошу вас стать моей женой. Я попросил вас жить со мной самым уважительным образом, стать маркизой Уолдерхерст.

Эмили недоверчиво прикоснулась кончиками пальцев к своей обтянутой коричневой льняной блузкой груди.

– Вы… просите… меня?

– Да, – ответил он. Монокль выпал у него из глаза, он подхватил и вставил его обратно. – Вон уже Блэк возвращается. Я вам все подробно объясню, все расскажу по дороге в Моллоуи.

Корзину с рыбой погрузили в двуколку, туда же посадили Эмили Фокс-Ситон, а лорд Уолдерхерст отобрал у кучера поводья.

– Вам придется возвращаться пешком, Блэк, – сообщил он. – Вот по этой тропе, – и махнул рукой в неопределенном направлении.