Как стать леди - [25]

– Не могу поверить, что это правда! Не могу!

– Что неудивительно, дорогая, – ответила леди Мария, когда услышала эту фразу от Эмили во второй раз. – Но обстоятельства таковы, что вам придется научиться в это верить.

– Да, – ответила Эмили, – я понимаю, что должна. Но все равно все это кажется сном. Порой, – и она со смешком потерла лоб, – мне кажется, что я вот-вот проснусь у себя в комнате на Мортимер-стрит, и Джейн Купп принесет мне утренний чай. И я снова увижу и эти обои на стенах, и красные занавески. Одна из них немного коротковата, и я все думала, что надо купить другую, да только никак не могла выкроить денег.

– И сколько же стоит ярд такой ткани? – полюбопытствовала леди Мария.

– Семь пенсов.

– А сколько ярдов вам было нужно?

– Два. Я могла бы купить ткань за фунт и два пенса, но решила, что могу обойтись и так.

Леди Мария взяла лорнет и принялась разглядывать свою протеже с интересом, граничащим с восторгом – эта история немало ее позабавила.

– А я и не подозревала, что дела так плохи! Даже представить себе такого не могла! Вы всегда держались с таким достоинством и так блюли приличия…

– Я была куда беднее, чем кто-либо мог себе представить… Люди не любят разговоров о чужих трудностях. А те, кто, как я, вынуждены зарабатывать себе на жизнь, должны и вести себя соответственно. Не стоит никого обременять своими проблемами.

– Как умно, что вы это понимаете! – сказала леди Мария. – Вы всегда улыбались, всегда были в таком хорошем настроении! Это одна из причин, почему Уолдерхерст вами восхищался.

Будущая маркиза залилась краской. Леди Мария с удивлением отметила, что у Эмили покраснела даже шея. Ее в немалой степени позабавил тот факт, что Эмили краснеет при одном упоминании ее жениха.

«Она так волнуется, что это даже восхитительно! – подумала старая дама. – Полагаю, она в него попросту влюблена, как может быть влюблена в помощника мясника какая-нибудь нянюшка».

– Понимаете ли, – продолжала Эмили доверительным тоном (одной из наиболее поразительных привилегий ее нового положения была возможность доверительно беседовать с леди Марией), – беспокоишься ведь не только о том, как прожить каждый новый день, главное, что беспокоит – Будущее. (Леди Мария поняла, что этом случае слово непременно должно начинаться с прописной буквы.) Никто ведь не понимает, что сулит Будущее женщине без средств. Становишься старше, здоровье уже не то, сил может не хватать на все поручения, и что тогда? Ах, леди Мария, чтобы иметь крышу над головой и хоть сколько-нибудь приличный гардероб, требуются и ум, и находчивость. Смею признаться, я не очень-то умна, если б была поумнее, может, и придумала бы что-нибудь. А так я иногда просыпалась среди ночи и все представляла, как буду жить, когда мне будет, например, шестьдесят пять… И заснуть после таких мыслей уже не могла, лежала и дрожала до утра, – она побледнела при этом воспоминании. – Понимаете, у меня ведь нет никого… Никого.

– Зато теперь вы станете маркизой Уолдерхерст, – заметила леди Мария.

Эмили сжала руки.

– В это-то и невозможно поверить! – горячо воскликнула она. – Я так благодарна… – и Эмили снова залилась краской.

– Просто скажите «Джеймсу», – с ехидцей предложила леди Мария, забавляясь комичностью ситуации. – Вам придется привыкнуть называть его Джеймсом, хотя бы про себя или в определенных обстоятельствах.

Но Эмили не могла произнести «Джеймс». В ее чувствах по отношению к лорду Уолдерхерсту было что-то одновременно и утонченное, и невинное. Она испытывала благоговение перед ним и перед маячившей на ее горизонте роскошью, но в глубине души испытывала трепет, сходный с религиозным трепетом ребенка. Это было комбинацией благодарности и невинной страсти женщины, чья чувственность еще не была разбужена, женщины, которая не надеялась на любовь и не позволяла себе думать о любви, а потому не до конца понимала, что это такое. Она не смогла бы объяснить это чувство словами, да и не пыталась. А если бы это чувство попытался объяснить ей человек более способный к выражению мыслей и ощущений, она была бы крайне удивлена и сконфужена. Крайне удивлены были бы и лорд Уолдерхерст, и леди Мария. Впрочем, леди Мария, удивившись, все равно потом усмехнулась бы.

В город мисс Фокс-Ситон вернулась вместе с леди Марией и поселилась у нее на Саут-Одли-стрит. Этап жизни на Мортимер-стрит был завершен, дом Куппов был закрыт. Миссис Купп и Джейн отбыли в Чичестер, а Джейн оставила для Эмили письмо, написанное с похвальной аккуратностью и лишь в паре-тройке мест закапанное слезами. В нем Джейн в уважительной манере выражала восхищение чудесной новостью, вычитанной в «Современном обществе» – таким образом ей удалось узнать о переменах в жизни мисс Фокс-Ситон до того, как та сама ей об этом сообщила.

Послание заканчивалось следующим образом:

«Боюсь, мисс, что я недостаточно опытна, чтобы прислуживать даме столь высокого положения, однако не сочтите за наглость попросить вас, если вашей личной горничной понадобится в помощь молодая женщина, я была бы очень благодарна, если бы вы вспомнили обо мне. Возможно, мне послужит рекомендацией то, что я знаю ваши предпочтения, а также умею и люблю шить».