Как старый растаман в Африку ходил - [2]

Тут растаман с герлой выносят весь пакаван на тусовку, удалбуются сами, удалбуют весь местный народ, каких–то мимо проходящих гопников, школьниц любопытных, пенсионеров — короче, всех. Дальше начинается тихий джаз, типа как в Амстердаме. Местные музыканты вынесли на проспект две комбы и фигачат что–то такое помороченное, что пять минут послушал и улетел. Народ вокруг стоит зависнувший, ногами притопывает; кто–то на витрины втыкает, кто–то просто так сидит, слегонца про себя смеётся, как ему хорошо. Милицанеры суровые тоже на волну упали, ходят кругами под музыку, лыба до ушей. А тут герла растаману говорит: короче, так. Сейчас, короче, долбим ещё один косой, выходим на авиатрассу и стопим самолёт прямо до Амстердама. Потому что ещё немного, и я чувствую, что мы тут уже зависнем.

Ладно. Долбят они ещё один косой и выходят на авиатрассу. А на трасе стрёмно, холодно, и самолёты упорно не стопятся. Все пилоты кругом показывают, а некоторые просто шуруют мимо с отшибленой мордой, а на дверях трафаретка: ПРИКАЗ — ПАССАЖИРОВ НЕ БРАТЬ. А тут как раз пролетает мимо стая белых микроавтобусов, и один стопится. Водила спрашивает: а вам вобще куда? Растаман отвечает: нам вобще в Амстердам. А водила говорит: во, клёво! В Амстердам летите. А нас, блин, по интернету в Крым перегоняют. Растаман говорит: ну, хрен с ним. В Крым — так в Крым. Значит, судьба такая. И герлу спрашивает: ну что, поехали в Крым? А герла стоит на облаке вся синяя, зуб на зуб не попадает, и только головой кивает энергично. И вот они залазят в белый микроавтобус и летят в Крым.

А в Крыму на всех зелёнках уже молоко варят со всех сил. Потому что люди идут через Запорожье, а там прямо на вокзале между путей такая зелень, что стыдно не обдербанить. Каждый день кто–нибудь полный рюкзак привозит. А тут ещё немцы приехали с благотворительностью, суп для волосатых варят, сгущёнку бесплатно раздают, книжки всякие христианские для личной гигиены. А тут ещё как раз крымские менты забастовали, наркоманов ловить не хотят, требуют задолженную зарплату за три месяца. А бандиты все ушли в горы с татарами воевать. Короче, клёво. И вот Гребень услышал за эти расклады и приезжает в Планера на зелёнку. Как простой волосатый, чисто потусоваться. Ходит с гитаркой, сейшенит, песни свои поёт про город золотой. А местные гопники подходят, говорят: чувак, а ну, залабай нам что–нибудь из «Гражданской обороны». И Гребень, тяжело вздохнув, делает зверскую рожу и начинает лупить по струнам и орать: Всё Идёт По Пла–ну! Всё Идёт По Пла–ну! А гопники говорят с уважением: ну, чувак, ты, в натуре, крутой панк. И угощают Гребня импортным пивом.

А в это время Крым потихоньку отрывается от Украины и плывёт к турецкому берегу. Тут во всём мире поднимается такое гонево друг на друга: москали гонят на хохлов, хохлы — на москалей, американцы — на тех и других, а румыны в нычку буксиры выслали, чтобы Крым к себе поближе притянуть, а болгары румынов разоблачили и говорят: давайте делиться, а то всему миру ваш гнусный заговор раскроем. И только турки молчат себе в тряпочку, с понтом оно их не касается. Ну, плывёт себе, и пусть плывёт. Он же к нам плывёт, а не от нас.

Сели, короче, турки на бережку, закурили свой местный гашиш и наблюдают, как это Крым потихоньку подплывает. Смотрят, а по крымскому берегу какие–то уроды тусуются голые, грязные, лохматые, укуренные, матюкаются друг на друга, песни стрёмные поют и на турецкий берег все косятся, чего бы там съедобного оторвать и вобще. Тут все турки думают: мама дорогая! этого нам ещё не хватало! И сразу хватают длинные палки и начинают Крым от себя отпихивать. А тут и черноморская эскадра подъезжает, берёт Крым на буксир и тянет его обратно. А Крым упирается руками и ногами и кричит: хочу в Африку! А ему говорят: дырку тебе от бублика, а не Африку! Раньше надо было думать! Короче, так назад и притянули.

Ага. А растаман с герлой, короче. Так вот, они, короче, собрали в Крыму целую тусовку конкретных растаманов, вписались все вместе на голландский сухогруз и фигачат в Амстердам. Сухогруз до самой палубы беломором затаренный, шурует мимо всех таможен, мимо всех портов как реактивный самолёт, матросы только успевают косяки забивать. Ветер свистит, волны шуршат, чайки над головой мелькают как промокашки. И вот прилетают они в Амстердам. А там — вобще. То есть, вобще конкретно. С утра до вечера такое зависалово, не вспомнишь как тебя зовут и откуда приехал. Собралась тусовка человек сто, заняли целую площадь с фонтаном и пошло общение. Общались, короче, они, общались, а тут вдруг смотрят — снег выпал. Типа как зима наступило. И сразу так холодно и стрёмно, что вся растамания сразу же за Африку вспомнила, как там клёво и тепло. И вот они насшибали денег и отправили телеграмму самому главному Растафаре, чтобы он их в Африку забрал. А сами добили последние пяточки и пообрубались.

И снится им сон, что как будто они уже в Африке. А Африка вся такая большая, бескрайняя, а над ней огромное жирное облако, а на облаке зависает Джа. А кругом бананы растут, обезьяны бегают, чёрные люди с красными глазами кучками сидят, ленивую музыку играют и о чём–то тихо и уважительно беседуют. И говорит им Джа: что же это вы, в натуре, ёлы–палы? Как до Амстердама дошли, так сразу и зависли? Теперь вот возвращайтесь домой и ждите следующего сезона. А растаманы говорят: ты нас, конечно, извини. Мы, конечно, в натуре неправы. Нам же сказано было не зависать, а мы, блин, зависли. Только тут вот какое дело. Короче, мы вобще так понимаем, что мы уже в Африке. А если мы уже в Африке, то куда же нам возвращаться? Короче говоря, мы тут решили, что мы теперь в Африке остаемся и никуда отсюда не уйдём. А Джа говорит: вы, конечно, мужики, всё очень по–умному решили. Только на самом деле вы совсем не в Африке, а это вам просто снится, что вы в Африке. Вот вы через полчасика проснетесь, и кончится вся ваша Африка. А растаманы говорят: а мы не будем просыпаться. В натуре, куда нам просыпаться, если сон такой интересный. И начинают по Африке растусовываться. Джа следил за ними, следил, а потом замаялся и обломался. Тем более что они все через месяц уже так почернели, от местных не отличишь.